Ирвин Шоу - Избранные произведения в одном томе [Компиляция, сетевое издание]

Медовый месяц они провели в Аспене. Трейси не каталась на лыжах и не собиралась учиться, но она знала, что Майкл увлекся этим спортом в юности и тоскует по снегу, поэтому сказала, что любит горы и мороз, а тут еще одна знакомая семья предложила им на две недели свой домик.

Снег был превосходный, погода — идеальной для медового месяца в горах. Майкл, забыв обо всем на свете, катался целыми днями, его охватило прежнее возбуждение, которое, он думал, уже не вернуть. Утром, когда Трейси, свернувшись калачиком, еще нежилась в постели, он уже поднимался на гору. Днем Трейси подолгу гуляла в пушистой меховой шубе, которую Майкл подарил ей к свадьбе. Ранним вечером, спустившись последний раз с горы, Майкл встречал в баре раскрасневшуюся на морозе жену, и она казалась ему прекрасной восемнадцатилетней девушкой.

Однажды полицейский остановил его на горе и предупредил, что отберет билет на подъемник, если Майкл будет носиться как сумасшедший и подвергать риску свою жизнь и жизнь других лыжников.

— У меня медовый месяц, приятель, — объяснил Майкл, — я не собираюсь никого убивать, а в особенности самого себя.

Полицейский улыбнулся и сказал:

— Хорошо. В следующий раз прежде убедитесь в том, что я смотрю в другую сторону. А уж если совсем невтерпеж, приходите в пятницу на соревнования по скоростному спуску, там вас никто не остановит. Возраст, конечно, у вас уже не тот, но, сдается мне, лицом в грязь вы не ударите. Передайте мои поздравления молодой жене.

Они стали кататься вместе, быстро, но по самой кромке склона, вдоль леса, где не было людей. Майкл пригласил двадцатидвухлетнего полицейского выпить вместе с ним и женой. Увидев Трейси, полицейский чуть не потерял дар речи, а когда она спросила его о чем-то, начал заикаться.

— На месте вашего мужа, — сказал он, объяснив Трейси, как познакомился с Майклом, — я не стал бы рисковать своей жизнью.

Трейси засмеялась и похлопала полицейского по руке:

— Знали бы вы, каких трудов мне стоило заполучить его.

— Представляю, — сказал полицейский.

Майкл повторил заказ. Молодой человек спросил его, где он научился так кататься.

— Сначала тренировался на востоке, потом в Калифорнии, — ответил Майкл. — В вашем возрасте я проработал сезон инструктором.

— А почему вы оставили спорт?

— Я отправился в Нью-Йорк делать карьеру и искать Трейси Лоуренс.

— Наверное, и мне стоит попытать счастья в Нью-Йорке, пока не поздно, — сказал полицейский. Он допил бокал и встал. — Мне пора. Мистер Сторз, когда у вас снова появится желание кататься так, как вы катались сегодня утром, вспомните, пожалуйста, о вашей очаровательной жене.

— Обещаю, — сказал Майкл.

Молодой человек неуверенно помахал рукой, бросил последний восхищенный взгляд на Трейси и потопал в лыжных ботинках через шумную толпу, заполнившую бар.

— Милый молодой человек, — заметила Трейси.

— Похоже, он был готов схватить тебя в охапку в утащить к себе домой.

Трейси засмеялась:

— Надеюсь, ты не против того, чтобы твоей жене уделяли немного внимания?

— Немного — пожалуйста. Но не целый же вагон.

— Я замечаю, девушки с тебя глаз не сводят. Кстати, чем ты занимаешься на горе целыми днями?

— Милая моя, при десяти-то градусах мороза? Зимой, да еще на высоте десять тысяч футов условия, знаешь ли, не те.

— Тогда мне следует быть настороже летом? — поддразнила она Майкла.

— Запомни одно, — сказал он уже серьезнее. — Впервые в жизни я открыл для себя счастье моногамии. Приглашаю разделить его со мной.

— Я готова, — ответила она.

Минуту они сидели молча, внимательно глядя друг на друга.

— Здесь ты совсем другой человек, — сказала Трейси.

— По сравнению с чем?

— С Нью-Йорком. Кажется, горы — твоя стихия.

— Я стал лучше или хуже?

— Думаю, лучше. С тех пор как мы выехали из Денвера я ни разу не видела тебя грустным. Ты лет на десять помолодел.

Он засмеялся:

— Именно это я подумал о своей жене, когда увидел ее сегодня вечером.

— Может быть, нам следовало бы навсегда остаться в таком месте. — Ее голос прозвучал невесело. — Возможно, мое место тоже в горах.

— У меня есть кое-какие деньги, а к тридцати пяти годам их будет еще больше, но если я не хочу до тех пор умереть с голоду, мне придется жить в Нью-Йорке.

— Ох уж этот Нью-Йорк, — многозначительно сказала она. — Его и любишь, и ненавидишь. Все в нем давит на психику — и хорошее, и плохое. Вечная гонка. Здесь ты мчишься с горы, там твоя душа несется куда-то. Тут и газет практически не читают. Забываешь, что где-то идет война, люди убивают друг друга в джунглях. В Нью-Йорке раскроешь «Таймс», и тебе становится неловко от того, что ты в безопасности, отлично накормлен, спишь в мягкой постели; ты начинаешь стыдиться своего благополучия. На улице заглядываешь в лица людей в спрашиваешь себя — как они живут с таким чувством? Тебе оно знакомо?

— Я понимаю, что ты имеешь в виду, но ничего не могу поделать и стараюсь не думать об этом.

— Тебя не могут призвать в армию?

— Я слишком стар. Это мне не грозит.

Майкл никогда не рассказывал Трейси, как в двадцатичетырехлетнем возрасте, незадолго до окончания Уортоновской школы, в период эскалации войны во Вьетнаме, он, почти не сознавая, что делает, после особенно скучной лекции по статистике отправился на призывной пункт и заявил, что желает вступить в армию. Сержант, сидевший за столом, недоверчиво посмотрел на него, словно Майкл был пьян или наглотался наркотиков, но затем помог заполнить форму и отправил его на медкомиссию. Доктор, усталый медлительный капитан, казавшийся слишком старым для своего звания, от скуки постоянно что-то напевал себе под нос. Но когда он приложил к груди Майкла стетоскоп, на его лице появился живой интерес. Через минуту он отступил на шаг, вынул трубки из ушей и сказал:

— Извини, сынок.

— Что такое?

— Армия без тебя обойдется. У тебя шум в сердце. Ты можешь умереть молодым, а можешь дожить до ста лет, но военным тебе не быть. Одевайся.

Майкл очень удивился. Последний раз его сердце слушали год назад, в Грин-Холлоу, когда он болел воспалением легких, но тогда врач ничего не сказал ему о шуме.

Он не стал говорить знакомым о заключении врача. Он никому не сообщил, что идет на призывной пункт, и теперь, когда его забраковали, не собирался ни с кем делиться этой новостью. Но она не давала ему покоя, и в конце концов он решил провериться в университетской поликлинике. Он сказал доктору о шуме, и тот тщательно обследовал Майкла.

— Мистер Сторз, — сказал он, — либо ваш врач самый безграмотный человек в истории военной медицины, либо он в одиночку ведет кампанию против нашего присутствия во Вьетнаме. У вас абсолютно здоровое сердце. Советую забыть эту историю.