Томас Рид - Избранные произведения. Том III

Я не стал сопротивляться и уступил искушению. Меня смущало только опасение, что я поступлю слишком бесцеремонно и, кроме того, не успею сделать всех тех дел, ради которых приехал на Кубу.

Но креол опять не дал мне ничего ответить и продолжал:

— Кроме удовольствия осмотреть со мною все достопримечательности нашего волшебного острова, я ничего не могу вам предложить. Я старый холостяк, живу в довольно большой усадьбе, удаленной от населенных мест. Со мной живет сестра, которая ведет наше домашнее хозяйство. Она простенькая креолочка, без особого образования, нисколько не похожая на лондонских и парижских светских девиц. Зато могу уверить, что она очень добра и другу своего брата будет очень рада. Ну так что же, кабальеро? Едете со мной?

Охота и рыбная ловля уже почти склонили меня к утвердительному ответу. Когда же дон Мариано рассказал мне о своей сестре, о «креолочке, не похожей на парижских и лондонских светских девиц», тогда я окончательно перестал колебаться.

— Con mucho gosto! — отвечал я.

Это значит «с удовольствием».

Дон Мариано пожал мне руку и с радостью в голосе сказал:

— Mil gracias! Итак, сеньор, считайте себя моим гостем на все то время, которое вы пробудете на острове Куба. Моя сестра гостит теперь у тетки недалеко от города. Пока я отсутствовал, они съездили в Европу. Как только кончится досмотр багажа, мы заедем за сестрой и вместе отправимся в Батабано.

Забрав свои чемоданы у грозного таможенника и поручив их комиссару с приказанием немедленно доставить на железную дорогу, мы вскочили в английскую тележку и поехали в предместье Гаваны за сеньоритой Агвера.

Дорогой мы говорили о том, чем можно будет заняться в имении.

— Я не обещаю охоты на крупного зверя, — сказал креол. Вам, без сомнения, известно, что у нас есть только безобидный маленький агути и другие небольшие хищные животные. Но зато привезенные из Испании свиньи одичали и сильно размножились в наших лесах. Вы найдете одиноких боровов, почти таких же свирепых, как европейские кабаны. Далее, за неимением более благородной дичи, мы можем поохотиться на аллигаторов. На самом берегу острова, в болотах, попадаются очень интересные экземпляры. Наконец, если всего этого для вас будет мало, я покажу вам охоту совсем уж вам неведомую. Что вы скажете об охоте на человека?

— Как, на человека? Что вы говорите, дон Мариано?

— Очень просто. Я говорю об охоте на человека и говорю вполне серьезно.

Что же это такое? Может, в Батабано уже разразилось восстание, и дон Мариано вообразил, что я соглашусь принять в нем участие?

Прежде чем я успел задать вопрос, сеньор Агвера продолжил:

— Да, кабальеро, эта охота производится с собаками, и предметом охоты служат люди… если только можно назвать людьми тех негров, за которыми мы охотимся.

Теперь я понял и, по правде сказать, был возмущен тем, что мне предлагали. И кто предлагал? Свободолюбивый патриот, республиканец, мечтающий о независимости своей родины!.. Я никак не мог скрыть своего изумления. Мой приятель заметил это и громко расхохотался.

— Вижу-вижу, что вам не нравится такая охота! — воскликнул он. — Я очень рад, потому что и сам ее не люблю. Я ведь вам только предложил ее на случай, если вы любитель… Прискорбна уже сама мысль о подобной охоте. В Гаване один из моих людей сказал, что в мое отсутствие от меня сбежало несколько невольников. Хотя здесь считается нормой искать беглецов с собаками, устраивать на них облаву, я никогда этого не делал. Пусть лучше я лишусь нескольких пар рабочих рук… А вот и дом тетушки. Мы приехали.

Действительно, мы остановились перед прекрасной виллой, весь фасад которой был убран зеленью и цветами. Двери были открыты настежь. На пороге стояла молодая девушка и, видимо, кого-то с нетерпением ждала. Когда подъехал наш экипаж, она с распростертыми объятиями бросилась к моему спутнику. Дон Мариано, проворно соскочив на землю, поднял молодую девушку и прижал к груди. На его лицо посыпался град самых нежных поцелуев.

Очевидно, это и была та самая «креолка без особого образования», о которой говорил мне сеньор Агвера. Пока она обнимала брата, задавая ему тысячу вопросов и не давая времени ответить на них, я вылезал из экипажа и думал о том, что и без всякого образования бывают очень милые молодые особы и что мне вот ни капельки не жалко дона Мариано, с громким смехом защищавшегося от надвигавшейся на него новой лавины поцелуев.

Наконец он представил нас друг другу:

— Моя сестра Хуанита. А это мой друг, который будет гостить у нас некоторое время. Прошу любить и жаловать.

Донья Хуанита храбро протянула мне свою ручку, и я почувствовал, как дрогнула моя, когда я сжал ее маленькую. Сердце говорило мне:

«Быть может, ты встретил здесь свой идеал, который давно ищешь и не можешь найти, — ту женщину, которая должна сделать тебя злым или добрым, счастливым или несчастным».

Я понял, что наступает тот день, когда я полюблю; понял, что судьба моя «при дверях»…

Она стояла предо мной, подобная идеальной Венере, а не той Киприде, которую изобразили художники, с волосами янтарного цвета, так удачно воспроизводимого нынешними парикмахерами. Нет, это была настоящая богиня Цитера, со смуглым цветом лица, с чудным нежным румянцем на щечках, с пурпурными, точно вскрытый гранат, губами, за которыми сверкали ослепительно белые зубки. Волосы ее были черны, как вороново крыло.

Но зачем я буду описывать прелести Хуаниты Агвера? Сама Венера позавидовала бы ей.

Заглядевшись на нее, я в одну минуту позабыл обо всякой охоте на острове. Ту поездку, которую мы немного времени спустя совершили втроем в Батабано, я бы не променял на самую лучшую охоту в самых обильных диких степях Африки или Америки. Не променял бы я ее на всех буйволов, тигров и слонов мира!

Остаток дня и ночь мы провели у тетки моего нового приятеля, превосходной старушенции, красивое внушительное лицо которой было обрамлено по-старомодному длинными буклями.

На следующее утро мы поехали в Гавану на вокзал и там сели на поезд в Батабано. Несколько часов катились мы по рельсам, мимо замечательно роскошных пейзажей, каких я даже и во сне не видывал.

По выезде из Гаваны мы долго неслись мимо роскошных вилл, принадлежащих кубинской аристократии и богатым коммерсантам. Дальше потянулись кофейные плантации и табачные поля. Порой мелькали громадные здания заводов, из труб которых валил густой дым. На этих заводах обрабатывается сахарный тростник, сок которого подготавливают здесь к кристаллизации. Возле каждого завода обязательно стоит дом плантатора; а к нему неизбежно ведет длинная аллея королевских пальм.

Проехав станцию Гюинец, мы перевалили через середину острова, через его, так сказать, гребень. Начиная с этого места, дорога стала спускаться к берегу Карибского моря. Все реже и реже попадались селения, расстояния между отдельными плантациями были все длиннее; наконец «огнежелезный конь» углубился прямо в девственный лес, где ветви деревьев мешали дыму подниматься к небу. Внутри вагонов было совсем темно, как если бы поезд проходил тоннелем. Из окон видны были только древесные стволы, опутанные лианами.