Бетти Смит - Милочка Мэгги

Пэт сидел и размышлял, какой была бы его жизнь, дружи он со своими детьми. Он был вынужден признать, что временами ему бывало одиноко. Ему бы хотелось быть для детей близким человеком, а не посторонним, который каждый вечер приходил домой и жил с ними под одной крышей, но не знал ничего про их секреты. Он сожалел, что не завоевал любовь и дружбу Милочки Мэгги, когда та была маленькой девочкой. Что не поощрял ее на откровенности, не приносил ей по вечерам подарков, чтобы она смеялась от восторга, как обычно делают дети.

В теплой, уютной комнате вместе с детьми Пэту было холодно и одиноко. Может, еще не было слишком поздно. Может, он еще мог с ними подружиться.

«Я всегда хорошо к ним относился. Я даю им крышу над головой, и еды у них всегда вдоволь, и я слежу, чтобы с ними не случилось ничего плохого. Но почему, когда я вечером прихожу домой, парнишка всегда перестает смеяться, или болтать, или делать то, что делал до этого?»

— Денни, — сказала Милочка Мэгги брату, — пора спать.

— Милочка Мэгги, — обратился Пэт к дочери, — когда уложишь парнишку, приди посидеть с отцом, мы с тобой побеседуем.

По лицу девушки пробежала тревога.

— Я что-то сделала не так? Это ужин, да? Знаю, пюре получилось с комочками, потому что Денни меня все время отвлекал…

— Нет, ничего такого. Я имею в виду…

— Или что-то не так с платьем? У меня нет денег на новое. Это старое платье. Я его покрасила и пришила новый воротник.

— Нет. Я просто хочу с тобой поговорить.

— О чем, папа?

— Ни о чем. О чем угодно. Просто поговорить.

— Что-то случилось? Я могу это исправить? Просто скажи мне, в чем дело, и я все сделаю.

— Не бери в голову. Не бери в голову. Я просто подумал, что мы сможем поговорить. Я бы сказал что-нибудь, а потом ты сказала бы что-нибудь.

— Что сказала, папа?

— Ну, например, я бы сказал: «У Денни рыжие волосы, но ни в моей семье, ни в семье твоей матери рыжеволосых не было. Рыжие волосы были только у Тимми Шона, а он нам не родственник». А ты бы сказала…

— Денни не виноват, что у него рыжие волосы. Он все равно хороший мальчик.

— Да я и не говорил, что нехороший! — Пэт вышел из себя.

Пэт вздохнул, взял шляпу и отправился в бар на углу выпить кружку пива. Одной кружкой он не ограничился.

— Знаешь, — заявил он бармену, — когда-то у меня были лучшие дети на свете, но я их потерял.

— Так оно всегда и бывает, — ответил бармен.

Милочке Мэгги исполнилось двадцать два года. Она была неприкаянной, одинокой и нуждалась в молодых друзьях. Конечно, у нее были старые друзья. Отец Флинн, например, но она слишком трепетала перед священником, чтобы дружить с ним так же, как дружила ее мать, непринужденно, но уважительно. Добряк Ван-Клис и несколько других лавочников и соседей тоже были ее хорошими друзьями, но они все были старше Милочки Мэгги. Она страдала без друзей своего возраста, своего поколения.

Конечно, была еще Лотти, но, повзрослев, Милочка Мэгги бывала у нее все реже. Теперь с ней жили близнецы. Уидди, убежденный, что вступление Америки в вой-ну неминуемо, и боясь, что его комиссуют (потому что у него жена и двое детей), поступил на флот. Грейси отдала детей Лотти и нашла работу и комнату рядом с бруклинской военно-морской верфью. Ей нравилось смотреть, как в нее заходят корабли. На одном из них мог быть Уидди.

У Лотти не было ни минуты свободной. Ее мать была стара, страдала деменцией и нуждалась в постоянном уходе, так же как и близнецы. Но Лотти обожала внуков и содержала их, вместе с собой и матерью, на пенсию Тимми. Она жаловалась Милочке Мэгги, что иногда ей бывает трудно эту пенсию «растянуть».

Общество Лотти уже не нравилось Милочке Мэгги так, как раньше. Жизнь Лотти застыла на месте, и, приходя к ней в гости, девушка чувствовала, что ее собственная жизнь — по крайней мере для Лотти — тоже застыла в год смерти Тимми.

Лотти по-прежнему рассказывала одни и те же истории про Рыжего Верзилу, Пэтси Денниса и Килкенни, про избиение, Маргарет Роуз и семью Мориарити. Милочка Мэгги устала от старых историй, и ее раздражало, что Лотти живет в мире, застрявшем в стародавних временах, и считает, что Милочка Мэгги тоже должна жить в таком мире.

Судьба занесла Клода Бассетта в Уильямсбург, в Бруклине. Никто не знал, откуда он приехал, потому что он никому не рассказывал. Он был высокого роста, хорош собой, но немного слишком худощав. У него были коротко подстриженные усики, а его брюки и пиджак не совпадали по цвету, что в районе, где мужчины носили брюки, пиджаки и жилеты, сшитые из одинакового материала, сразу обращало на себя внимание. Он курил сигареты, и в округе, где мужчины курили сигары или трубки или жевали табак, это делало его подозрительным.

Говорил Клод Бассетт на правильном английском, в официальной или даже книжной манере. Что это было — странная претенциозность или форма защиты? Стоило ему подружиться с человеком или почувствовать себя непринужденно в чьей-то компании, как его выговор становился таким же обиходным, как и у всех остальных.

У Клода Бассетта была еще одна странная привычка. Когда с ним заговаривали, он на мгновение напряженно вслушивался, а потом резко наклонял голову набок. Создавалось впечатление, что он старается не пропустить ни одного слова из речи собеседника. Людям это очень льстило — особенно женщинам. У них возникало чувство, что каждое сказанное ими слово представляет для него невероятную ценность.

На самом деле у него была повреждена барабанная перепонка, из-за чего он был глух на левое ухо. Поэтому у него развилась привычка резко поворачиваться к собеседнику правым ухом, чтобы лучше слышать. Он чаще наклонял голову в разговоре с женщинами, потому что мужчины говорили громче и ему не приходилось напрягать слух.

Клод Бассетт очень удивился бы, узнай он, что, идя по улицам, находится под пристальным наблюдением. Он-то считал, что в этом странном, многолюдном, но тихом районе со старорежимными доходными домами и новыми многоквартирными зданиями без лифтов, не считая домов с покатыми крышами, оставшихся с дореволюционных времен, вклинившихся между зданиями побольше, он совершенно незаметен. Его бы очень удивило, узнай он, что Уильямс-бург, так же как Гринпойнт, Флашинг и Маспет, все еще хранил традиции и менталитет маленького городка. И он сам был приезжим в маленьком городке.

Милочка Мэгги впервые увидела Клода Бассетта в лавке Ван-Клиса, когда пришла за табаком для отца. Одной рукой он прижимал к себе несколько плакатов, а в другой держал зажженную сигарету. Он о чем-то говорил Ван-Клису, оживленно и очень авторитетным тоном, на что тот отвечал однообразным, невоспитанным «нет». Когда Милочка Мэгги вошла в лавку, Клод бросил на нее быстрый оценивающий взгляд и продолжил в чем-то убеждать сигарщика.