Бетти Смит - Милочка Мэгги

Милочка Мэгги села за кухонный стол и стала радостно рассматривать открытку. Почерк Клода показался ей очень красивым, словно оттиск на свадебном объявлении. Она растроганно улыбнулась, глядя на картинку — горы, небо и река, утонувшие в розовом свете. Надпись гласила: «Закат на Западе».

Милочка Мэгги стерла размазанные чернила влажной резинкой, но штемпель стерся вместе с чернилами. Она посмотрела на то, что от него осталось, и с грустью подумала, что уже никогда не узнает, из какого города открытка была отправлена.

«И он тоже мне никогда не скажет».

Несмотря на то что Милочка Мэгги понятия не имела, когда именно Клод вернется, она сразу же начала готовиться к его возвращению. Она вымыла голову и порадовалась, что не подстриглась, потому что чувствовала, что ему бы это не понравилось.

Милочка Мэгги взяла открытку и прижала ее к щеке, подумав: «Его рука лежала на ней, пока он писал. Его пальцы приклеивали марку». Она представила, как Клод стоит у почтового ящика в незнакомом городе, еще раз читая надпись на открытке, прежде чем опустить ее в прорезь.

Заплетя волосы в косы и подколов их вокруг головы, Милочка Мэгги села писать Сынку.

«…большая честь для меня. Но я вынуждена сказать, что встретила другого, и…»

Она подумала написать «надеюсь, мы останемся друзьями», но тут же отбросила эту идею. Она знала, что никакой дружбы у них не выйдет. Между ними должна была быть любовь или ничего.

«А мне так хотелось бы с ним дружить, — с грустью подумала Милочка Мэгги. Болтать с ним, улыбаться ему, любить его — так же, как я болтаю с отцом Флинном и мистером Ван-Клисом, улыбаюсь им и люблю их».

Сынок написал ответ. Милочка Мэгги прочитала его сквозь слезы.

«…значит, как говорят у нас во Франции, о-резервуар [44] Искаженное франц. «au revoir» — до свидания. . Но, если по-честному, дорогая моя Милочка Мэгги, желаю тебе всего самого наилучшего…»

Милочка Мэгги положила последнее письмо Сынка в стопку к остальным, где уже лежала его фотография, перевязала голубой ленточкой со старой нижней юбки и положила связку в коробку, где лежали гребни со стразами, принадлежавшие ее матери.

В ноябре Милочка Мэгги устроилась на работу вечерней кассиршей в местном кинотеатре. Когда Пэт работал по вечерам, Денни сидел в последнем ряду и смотрел кино. Работа сестры ему чрезвычайно нравилась.

Милочка Мэгги зарабатывала двадцать долларов в неделю и почти все откладывала. Она знала, что Клод скоро вернется и что они поженятся, и ей хотелось купить свадебное платье и кое-что из домашней утвари. Ей нравилось продавать билеты и болтать с теми, кто их покупал. Когда совсем похолодало (в билетной кассе не было отопления), она приносила из дома грелку, снимала туфли и ставила на эту грелку обтянутые чулками ноги. Тепла хватало на весь вечер.

Вечером в воскресенье после Дня благодарения пошел снег. Когда в десять часов Милочка Мэгги закрывала кассу, улицы были укрыты снежным покрывалом. Она заглянула в спальню к отцу. Пэт лежал, завернувшись в одеяла, и тепло похрапывал. Потом она проверила Денни. Его одеяла лежали на полу, и он спал, поджав колени к подбородку и обхватив грудь руками. Милочка Мэгги плотно его укрыла, оставив снаружи только голову. Голова Денни все еще казалась по-младенчески нежной и беззащитной.

Посмотрев на брата, Милочка Мэгги подумала: «Мне хочется, чтобы все мои дети были похожи на Клода, кроме предпоследнего. Пусть предпоследний будет похож на Денни, а последний — на меня».

Она разделась, но идти спать ей не хотелось. Она накинула поверх теплой фланелевой ночной рубашки банный халат, сшитый из индейского одеяла, и сунула ноги в тапочки. Потом вернулась на кухню и заварила себе чашку чая. Выпив чай, она загребла жар в кухонной плите, взяла щетку для волос и села у окна в гостиной, чтобы причесаться. В комнате было уютно. В печке еще горел огонь.

«Этого у папы не отнимешь. Он всегда поддерживает огонь. Надеюсь, снега не наметет слишком много. Он так ненавидит его сгребать! Если будут сугробы, он возьмет больничный, и мне придется идти в его управу и врать, что он болен, и суперинтендант скажет как обычно: „Конечно, болен — болен от работы“, и все вокруг засмеются…»

Милочка Мэгги хотела, чтобы наутро отец пошел на работу, потому что планировала заняться новым платьем из тонкой материи зеленого цвета к возвращению Клода, и не хотела, чтобы тот слонялся по дому. Он отравил бы ей все удовольствие от шитья своими замечаниями, вроде: «Еще одно платье?», «У тебя платьев полный шкаф», «Думаешь, деньги на деревьях растут?». А она бы отвечала на это: «Ох, папа!»

Милочка Мэгги улыбнулась и решила, что, если отец останется дома, не будет обращать на него внимания. «Просто буду думать о Клоде, и как я счастлива его возвращению».

Причесываясь, Милочка Мэгги наблюдала за беззвучным движением снега, и движения щеткой постепенно попали в такт с падающими снежинками. Она посмотрела на язычки огня, мерцавшие за слюдяными вставками печной дверцы. Ей вспомнился восторг, с которым она в детстве наблюдала за рдевшим сквозь слюду пламенем.

«Как жаль, что к вещам привыкаешь и уже никогда не видишь их такими, какими они виделись в первый раз».

Милочка Мэгги заплела волосы в косы, перекинула их на плечи и перетянула кончики аптечными резинками, чтобы ночью волосы не расплелись. Она наклонилась вперед, лениво помахивая щеткой между коленями, благодарная за тепло очага и очарованная тихой красотой ночи, и ее наполнило ощущение спокойствия и счастливого облегчения — облегчения смиренного и благодарного, какое испытывает обеспокоенная мать, когда у больного ребенка начинает спадать пугающе высокая температура.

Огонь в печи догорел, комната начала остывать, и Милочка Мэгги нехотя собралась в постель. Она проверила, заперта ли передняя дверь, и заметила, что порог снаружи замело снегом. Взяв метлу, она принялась сметать его по крыльцу. Встав на расчищенную часть крыльца, она положила руки на древко метлы и залюбовалась снежной ночью.

Ночь тиха и прекрасна, и как это ненадолго. Назавтра красота сменится уродством. Снег со всем скрытым под ним уличным мусором сгребут к обочинам. Он подтает, подмерзнет, покроется узором из печной сажи и обрывков вмерзшей в него грязной бумаги, а собаки станут мочиться на снежные холмики, оставляя после себя грязные горчично-желтые пятна.

Нетронутую красоту снежного одеяльца уже портил какой-то человек, бредущий посреди улицы, оставляя грязные ямки там, где ступали его ноги. Милочка Мэгги решила, что он, верно, сумасшедший, потому что на нем не было ни шляпы, ни пальто.

Внезапно в груди у Милочки Мэгги — в том месте, где, по ее мнению, находилось сердце, — что-то екнуло, выскочив из паза, а потом встав на место. Она выронила метлу и помчалась по улице, как была — в ночной рубашке, халате и войлочных тапочках. Милочка Мэгги с такой силой бросилась на бесшляпного человека, что чуть не сбила того с ног.