Эрих Мария Ремарк - Возлюби ближнего своего. Ночь в Лиссабоне

– Дай вам бог удачи и вам, господин Штайнер. Куда же вы теперь?

Штайнер сделал неопределенный жест:

– Куда ползут старые пограничные клопы? От куста к кусту.

Хозяйка постояла мгновение в нерешительности. Потом энергично двинулась к стенному шкафчику орехового дерева, сделанному в виде средневекового замка.

– Возьмите-ка на дорожку. – Она вынула три стакана, бутылку и разлила содержимое по стаканам.

– Сливовица? – спросил Штайнер.

Она кивнула и предложила один стакан чиновнику. Он вытер усы.

– В конце концов, наш брат только выполняет долг, – заявил он.

– Разумеется. – Хозяйка снова наполнила свой стакан. – Почему вы не пьете? – спросила она Керна.

– Я не могу. Так просто, на пустой желудок…

– Ах так. – Хозяйка посмотрела на него испытующе. У нее было пористое холодное лицо, которое вдруг неожиданно потеплело. – Господи, верно, да он ведь еще растет, – пробормотала она. – Франци! – крикнула она. – Принеси бутерброд!

– Спасибо, не нужно, – Керн покраснел. – Я не голоден.

Служанка принесла большой двойной бутерброд с ветчиной.

– Не стесняйтесь, – сказала хозяйка. – Живей!

– Ты не хочешь половину? – спросил Керн Штайнера. – Мне это много.

– Не рассуждай. Ешь, – ответил Штайнер.

Керн съел бутерброд с ветчиной и выпил стакан сливовицы. Потом они простились. На трамвае они доехали до Восточного вокзала. В поезде Керн вдруг почувствовал себя очень уставшим. Дребезжание вагона усыпляло. Мимо скользили дома, фабричные дворы, улицы, сады с высокими ореховыми деревьями, поля, луга и мягкие синие вечерние сумерки. Он был сыт, это действовало на него как хмель. Его мысли смешались, растворились в грезах. Ему грезился белый дом среди цветущих каштанов, делегация чиновников в сюртуках, торжественно вручающая ему права почетного гражданина, и диктатор в униформе, стоящий перед ним на коленях и умоляющий о прощении.

Было почти темно, когда они прибыли на таможню. Чиновник в штатском передал их таможеннику и исчез в сиреневых сумерках.

– Еще рано, – сказал таможенник, который пропускал автомобили. – Самое лучшее время около половины десятого.

Керн и Штайнер уселись на скамью перед дверью и смотрели, как подходили автомобили. Через некоторое время пришел второй таможенник. Он повел их по тропинке, ведущей направо от таможни. Они прошли по полю, пахнущему землей и росой, мимо нескольких домов с освещенными окнами, миновали рощицу. Через некоторое время чиновник остановился.

– Пойдете дальше до Моравы. Держитесь левой стороны, чтобы оставаться в тени кустарника. Река сейчас мелеет. Вы ее легко перейдете вброд.

Они пошли, теперь уже одни. Было очень тихо. Через несколько минут Керн оглянулся. На горизонте маячил черный силуэт чиновника. Он наблюдал за ними. Они двинулись дальше. На берегу Моравы они разделись. Одежду и багаж свернули в один узел. Коричневая болотная вода отливала серебром. На небе были звезды и облака и иногда пробивался месяц.

– Я пойду вперед, – сказал Штайнер. – Я выше ростом.

Они шли вброд. Керн ощущал, как холодная таинственная вода поднимается все выше по телу, словно не желая его отпускать. Перед ним медленно и осторожно пробирался вперед Штайнер. Рюкзак и одежду он держал на голове. Его широкие плечи были облиты белым светом месяца. Посредине реки он остановился и оглянулся. Керн был совсем рядом. Он улыбнулся и кивнул ему.

Они вылезли на противоположный берег и наскоро вытерлись своими носовыми платками. Потом оделись и пошли дальше. Через некоторое время Штайнер остановился.

– Мы перешли через границу, – сказал он. В прозрачном свете месяца его глаза были светлыми и почти стеклянными. Он взглянул на Керна. – Разве здесь другие деревья? Или по-другому пахнет ветер? Разве здесь не те же звезды? Разве иначе умирают здесь люди?

– Нет, – сказал Керн. – Не это. Но я чувствую себя здесь иначе.

Они сели под большим буком, где их скрывала тень. Перед ними простирался пологий луг. Вдали мерцали огни словацкой деревни. Штайнер развязал рюкзак, чтобы найти сигареты. При этом он посмотрел на чемодан Керна.

– Я пришел к выводу, что рюкзак практичнее чемодана. Он не так бросается в глаза. Можно сойти за безобидного туриста.

– Туристов тоже проверяют, – возразил Керн. – Все, что похоже на бедность, проверяют. Лучше всего была бы машина.

Они закурили.

– Через час я пойду назад, – сказал Штайнер. – А ты?

– Я попытаюсь добраться до Праги. Полиция там лучше. Там можно легко получить прописку на пару дней, а дальше будет видно. Может быть, я найду отца и он мне поможет. Я слышал, что он там.

– Ты знаешь, где он живет?

– Нет.

– Сколько у тебя денег?

– Двенадцать шиллингов.

Штайнер порылся в кармане пиджака.

– Вот еще немного. Этого должно хватить до Праги.

Керн поднял глаза.

– Бери спокойно, – сказал Штайнер. – У меня есть еще. – Он показал несколько банкнот. В тени деревьев Керн не мог рассмотреть, какие это были деньги. Мгновение он колебался. Потом взял деньги.

– Спасибо, – сказал он.

Штайнер не ответил. Он курил. Когда он затянулся, сигарета вспыхнула и осветила его скрытое тенью лицо.

– Почему ты, собственно, эмигрант? – спросил нерешительно Керн. – Ты же не еврей?

Штайнер немного помолчал.

– Нет, я не еврей, – сказал он наконец.

Что-то зашуршало сзади них в кустах. Керн вскочил.

– Заяц или кролик, – сказал Штайнер. Потом он повернулся к Керну. – Чтобы ты вспомнил об этом, малыш, если когда-нибудь отчаешься. Тебе удалось уйти оттуда, тебе, и твоему отцу, и твоей матери. Мне удалось уйти – но моя жена в Германии. И я ничего о ней не знаю.

Что-то снова зашуршало сзади них. Штайнер загасил сигарету и прислонился к стволу бука. Начало холодать. Над горизонтом висел месяц. Месяц, похожий на кусок мела и такой же безжалостный, как в ту последнюю ночь…

После побега из концлагеря Штайнер неделю скрывался у одного из друзей. Сидел взаперти на чердаке, готовый в любой момент бежать по крыше, если услышит подозрительный шум. Ночью друг приносил ему хлеб, консервы и пару бутылок с водой. На вторую ночь он принес ему несколько книг. Штайнер читал их в течение дня, чтобы отвлечься. Нельзя было зажигать свет и курить. Для прочих надобностей на чердаке стоял горшок в картонной коробке. Ночью друг выносил его, а потом снова приносил наверх. Они должны были быть так осторожны, что не разговаривали между собой даже шепотом: служанки, которые спали рядом, могли услышать и выдать.

– Мария знает? – спросил Штайнер в первую ночь.

– Нет. Дом под наблюдением.

– С ней что-нибудь случилось?

Друг покачал головой и вышел.

Штайнер спрашивал всегда одно и то же. Каждую ночь. На четвертую ночь друг наконец сообщил, что видел ее. Теперь она знает, где Штайнер. Ему удалось ей шепнуть. Утром он ее снова увидит. В толпе, на недельном рынке. Весь следующий день Штайнер писал письмо, которое должен был передать ей друг. Вечером он разорвал письмо. Он не знал, наблюдают ли за ней. Ночью он по той же причине попросил друга больше не встречаться с ней. Еще три ночи он провел на чердаке. Наконец друг принес деньги, билет на поезд и костюм. Штайнер постриг себе волосы и вымыл голову перекисью водорода. Потом сбрил усы. Перед обедом он ушел. У него была куртка, какую носят монтеры, а в руках ящик с инструментами. Штайнер должен был немедленно уходить из города. Но он не выдержал. Он не видел жену уже два года. Он пошел на рынок. Через час он ее увидел. Его начала бить дрожь. Жена прошла мимо, но его не заметила. Штайнер пошел за ней и, нагнав, сказал в спину: «Не оглядывайся. Это я. Иди дальше! Иди дальше!»