Фрэнсис Фицджеральд - Избранные сочинения. Великий Гэтсби. Ночь нежна. Загадочная история Бенджамина Баттона. С иллюстрациями

Я не имел ни малейшего представления, о каком таком «деле» идет речь, и меня это больше раздражало, чем вызывало во мне интерес. Не для того я пригласил Джордан на чай, чтобы обсуждать с ней мистера Джэя Гэтсби. Я был уверен, что просьба эта будет какой-то совершенно фантастической, и на какой-то миг даже пожалел, что вообще ступил на его перенаселенный газон.

Больше он не сказал ни слова. Маска корректности опустилась на его лицо, когда мы приблизились к городу. Мы проехали Порт Рузвельт, где стояли впечатляющего вида океанские лайнеры с красной полосой, и помчались по булыжной мостовой через трущобный квартал с его мрачными, потускневшими, но далеко не пустыми барами девятисотых годов постройки по обеим сторонам. Затем долина угольной золы открылась перед нащими глазами по обе стороны, и я увидел миссис Уилсон, которая с пыхтящей жизненностью усердно качала насос гаражной бензоколонки, когда мы проезжали мимо.

С поднятыми, будто крылья, боковинами капота мы пролетели половину Астории, – но только половину, так как, когда мы виляли между столбами надземки, я услышал знакомое «чух-чух-тьфу!» мотоцикла и увидел рядом с нами разъяренного полицейского.

– Не переживай, старик, – крикнул Гэтсби. Мы притормозили. Вынув белую карточку из своего бумажника, он помахал ею перед глазами полицейского.

– Все верно, – согласился полицейский, взяв под козырек. – Буду знать вас в следующий раз, мистер Гэтсби. Извините меня!

– Что ты ему показал? – поинтересовался я. – Фотографию из Оксфорда?

– У меня была возможность однажды оказать услугу комиссару полиции, и он присылает мне теперь каждый год рождественскую открытку.

По ту сторону большого моста, между балками которого проникает солнечный свет и, отражаясь от движущихся машин, постоянно сверкает, за рекой высится громада большого города в виде белых скоплений домов, похожих на куски сахара, каждый из которых построен по желанию его владельца на чистые, тогда еще не пахшие грязью деньги. Город, который открывается с моста Квинсборо, – это всегда тот город, который открывается перед прибывающим в него впервые в своем первом сногсшибательном обещании всей тайны и прелести мира.

Мертвец проследовал мимо нас в катафалке, обсыпанном цветами, за которым следовали две кареты с опущенными шторами и за ними – более яркие кареты для друзей. Друзья умершего, увидев нас, выглянули из своей кареты, проводив нас своими скорбными глазами и с закушенной верхней губой по обычаю юго-восточной Европы, и я был рад тому, что шикарная машина Гэтсби попала в поле их зрения в этот мрачный для них выходной день. Когда мы проезжали остров Блэкуэлл, нас обогнал лимузин, которым управлял белый шофер, а в салоне сидели три модно одетых негра: два парня и девушка. Я громко рассмеялся, когда желтки их белых глазных яблок медленно и надменно переместились в нашу сторону – в сторону своих конкурентов.

«Что угодно возможно сейчас, когда мы перелетели через этот мост, – подумал я про себя, – все абсолютно…».

И даже Гэтсби возможен, и это не вызовет какого-либо особенного удивления.

Ревущий полдень. В хорошо проветриваемом подвальчике на Сорок второй улице меня уже ждал Гэтсби на обед. Моргая ослепленными от залитой ярким солнечным светом улицы глазами, я различил его темный профиль в передней и увидел, что он с кем-то беседует.

– Мистер Каррауэй, это мой друг мистер Вольфсхайм.

Маленький, с приплюснутым носом еврей поднял свою большую голову и навел на меня два своих густых пучка волос, колосящихся в обеих его ноздрях. Через мгновение из полутьмы показались его маленькие глазки.

– И я посмотрел ему в глаза, – сказал мистер Вольфсхайм, усердно пожимая мне руку. – И что, как вы думаете, я сделал?

– Что же? – спросил я вежливо.

Но этот вопрос, очевидно, был адресован не мне, потому что он бросил мою руку и покрыл Гэтсби своим выразительным носом.

– Я вручил деньги первому встречному и сказал ему: «Не давай этому ни пенса, пока он не закроет рот». И он тут же закрыл свой рот.

Гэтсби взял каждого из нас за руку и повел в зал ресторана, и мистер Вольфсхайм проглотил новую фразу, которую начинал говорить, и тут же погрузился в сомнамбулическую задумчивость.

– Виски с содовой и льдом? – спросил метрдотель.

– Миленький здесь ресторанчик, – сказал мистер Вольфсхайм, глядя на пресвитерианских нимф на потолке. – Но мне больше нравится тот, что напротив!

– Да, виски с содовой и льдом, – согласился Гэтсби, потом в сторону мистера Вольфсхайма:

– Там очень жарко.

– Да, там жарко и тесно, – сказал мистер Вольфсхайм, – зато сколько воспоминаний!

– Что за ресторан? – спросил я.

– Старый Метрополь.

– Старый Метрополь, – грустно растягивая слова, сказал задумчиво мистер Вольфсхайм. – Полный лиц, уже умерших и ушедших. Полный врагов, теперь уже исчезнувших навсегда. Никогда не забуду, сколько буду жить, ту ночь, когда там убили Рози Розенталя. Нас было шестеро за столом, и Рози много ел и пил всю ночь. Уже перед самым утром официант с веселым видом подошел к нему и сказал, что кто-то хочет поговорить с ним на улице. – Хорошо, – говорит Рози и начинает вставать, а я тяну его за руку, чтоб он сел на свой стул.

– Пусть эти негодяи сами войдут сюда, если они хотят тебя, Рози, но ты не выходи; прошу тебя, помоги мне, выйди из этой комнаты.

– Было уже четыре часа утра, и если бы подняли шторы, можно было бы увидеть дневной свет.

– И он вышел? – спросил я невинным тоном.

– Конечно, вышел! – Нос мистера Вольфсхайма сверкнул на меня негодующе. – Дойдя до двери, он повернулся ко мне и говорит: «Не давай официанту унести мой кофе!» Потом он вышел на тротуар, и они всадили ему три пули в его полный живот и уехали.

– Четверо из них были казнены на электрическом стуле, – сказал я.

– Пятеро – с Беккером. Его ноздри повернулись ко мне заинтересованно. – А вы, как я понимаю, хотите установить деловой гонтагт?

Непосредственное соседство двух его последних фраз было ужасающим. Гэтсби ответил за меня:

– О, нет! – воскликнул он. – Это не тот человек!

– Не-ет? – повторил мистер Вольфсхайм разочарованно.

– Это просто друг. Я говорил вам, что мы поговорим об этом в другой раз.

– Тогда прошу прощения, – сказал мистер Вольфсхайм, – я принял вас за другого.

Прибыло блюдо с сочным рубленым мясом и картофелем, и мистер Вольфсхайм, забыв о более сентиментальной атмосфере старого Метрополя, начал есть со свирепой деликатностью. Его глаза тем временем очень медленно совершали осмотр всей комнаты, завершив в итоге круг поворотом головы в сторону сидевших прямо позади него. Я думаю, что, если бы не мое присутствие, он не преминул бы заглянуть на мгновение и под наш стол.