Эрнест Хемингуэй - Зеленые холмы Африки. Проблеск истины

Друпи был с ним согласен.

– Вы попали в него? – спросил Старик.

– Это точно, – ответил я. – И думаю, ему конец.

Друпи побежал к носорогу, а я перезарядил винтовку и побежал следом. Половина нашего лагеря уже рассыпалась по ближайшим холмам, кричала и размахивала руками. Носорог промчался прямо под лагерем по долине, подступавшей к самому лесу.

Подошли Старик и Мама. Старик нес автомат, а М’Кола – мое ружье.

– Друпи отыщет носорога, – сказал Старик. – М’Кола клянется, что вы в него попали.

– Пига! – убежденно произнес М’Кола.

– Он пыхтел, как паровоз, – сказала Мама. – Но как он был прекрасен, когда бежал.

– И все-таки домой опоздал, – заметил Старик. – Так вы не сомневаетесь, что ранили его? Ведь он был чертовски далеко.

– Сомневаюсь? Да я уверен, что попал. И рана смертельная.

– Если так, никому об этом не говорите, – посоветовал Старик. – Вам никто не поверит. Только взгляните. Друпи напал на кровавый след.

Друпи вырвал что-то из высокой травы и поднял вверх. Затем, согнувшись, пошел по кровавому следу.

– Пига! – повторял М’Кола. – М’узури!

– Поднимемся наверх, оттуда будет видно, если он собьется с пути, – сказал Старик. – Только взгляните на Друпи.

Друпи стащил с головы феску и держал ее в руке.

– Вот все, что ему нужно для защиты, – сказал Старик. – Мы берем с собой пару надежных винтовок, а Друпи идет на носорога с головным убором.

Мы увидели, как Друпи и сопровождавший его туземец остановились. Друпи поднял руку.

– Они его услышали, – сказал Старик. – Ускорим шаг.

Мы стали спускаться. Друпи пошел нам навстречу и что-то сказал Старику.

– Носорог здесь, – шепнул мне Старик. – Они услышали волоклюев. Один из туземцев говорит, что слышал и «фаро». Давайте приблизимся с подветренной стороны. Вы ступайте с Друпи вперед. А Мемсаиб пусть идет за мной. Возьмите мою двустволку. Вот так. Хорошо.

Носорог лежал где-то за кустами, в высокой траве. Подойдя, мы услышали звук, похожий на глухой, протяжный стон. Друпи оглянулся на меня с улыбкой. Звук повторился, в конце его носорог словно вздохнул, захлебываясь кровью. Друпи засмеялся. «Фаро», – прошептал он и положил себе под щеку ладонь, как будто укладывался спать. Из кустов вспорхнула стайка волоклюев и улетела. Теперь мы точно знали, где лежит носорог, и, медленно раздвинув траву, увидели его. Он лежал на боку мертвый.

– Стоит выстрелить еще раз – чтоб уж наверняка, – посоветовал Старик.

М’Кола передал мне «спрингфилд». Я заметил, что затвор взведен, бросил на М’Колу убийственный взгляд, стал на колено и выстрелил носорогу в шею. Зверь не пошевелился. Друпи пожал мне руку, за ним подошел и М’Кола.

– Представьте, у него был взведенный курок, – сказал я Старику. Меня приводила в ярость мысль об опасности за моей спиной.

М’Кола никак не реагировал на мои слова. Со счастливым видом он поглаживал рог убитого зверя, измерял его расставленными пальцами, искал место, куда вошла пуля.

– Отверстие на другом боку, – подсказал я.

– Видели бы вы, как он оберегал Маму, – сказал Старик. – Потому и курок взвел.

– Разве он умеет стрелять?

– Нет, но все же выстрелил бы, – ответил Старик.

– Зад бы мне продырявил, – проворчал я. – Вот чертов романтик!

Когда все сошлись у туши, мы общими усилиями повернули носорога так, что казалось, он стоит на коленях, и примяли вокруг траву, чтобы сделать несколько снимков. Пуля попала в спину, чуть ниже легких.

– Вот это выстрел, – сказал Старик. – Чудо, а не выстрел. Никогда не рассказывайте о нем.

– Придется вам выдать мне свидетельство.

– Тогда лгунами будут считать нас обоих. А все-таки эти носороги странные твари.

Вот оно передо мной – длинное, тяжеловесное доисторическое животное, с кожей как вулканизированная, будто просвечивающая резина, с незажившей, нанесенной чьим-то рогом раной, которую еще больше разбередили птицы. Хвост толстый, круглый, на конце заостренный, по коже ползают плоские клещи с множеством лапок, уши волосатые, крошечные, свиные глазки, у основания рога поросший мох. М’Кола осмотрел носорога и покачал головой. Слов не было. Великолепный самец.

– Как вам рог?

– Совсем неплох, – отозвался Старик. – Но ничего особенного. А вот сразивший его выстрел – из ряда вон.

– М’Кола тоже доволен, – сказал я.

– Да ты и сам вне себя от радости, – заметила Мама.

– Не скрою, я в восторге, – признался я. – Просто потерял голову от радости. Но лучше не позволяйте мне говорить об этом. И не спрашивайте, что я сейчас чувствую. Как-нибудь ночью проснусь и буду думать об этом сколько захочу.

– А еще вы отличный следопыт и меткий стрелок по птицам, – сказал Старик. – И что там еще?

– Отвяжитесь от меня. Я сказал это только раз, когда был пьян.

– Ничего себе раз, – вступила жена. – Да он каждый вечер это повторяет.

– Бог мой! Но я правда хорошо бью влет.

– Поразительно, – сказал Старик. – Никогда бы не подумал. А что еще вы умеете?

– Да пошли вы к черту!

– Нельзя, чтобы он осознал, что это был за выстрел, а то станет совсем невыносим, – сказал Старик моей жене.

– Мы с М’Колой сами все знаем, – отреагировал я.

Подошел М’Кола.

– М’узури, бвана, – сказал он. – М’узури сана.

– Он считает, что такой выстрел случайным быть не может, – объяснил Старик.

– Так не разубеждайте его.

– Пига м’узури, – продолжил М’Кола. – М’узури.

– Похоже, вы с ним переживаете сходные чувства, – сказал Старик.

– Он мой друг.

– Это заметно, – согласился Старик.

Когда мы шли по равнине к лагерю, я с расстояния двухсот метров, особенно не прицеливаясь, застрелил болотного козла, перебив ему шею у основания черепа. М’Кола обрадовался, а Друпи пришел в восторг.

– Надо его остановить, – сказал Старик моей жене. – Скажите правду, куда вы целились?

– В шею, – солгал я. На самом деле я целился под лопатку.

– Красиво получилось, – сказала Мама. Пуля издала хлопок, похожий на тот, что издает бейсбольная бита при сильном ударе о мяч, и козел рухнул как подкошенный.

– Все-таки он неисправимый лгун, – продолжал подсмеиваться Старик.

– Великие стрелки никогда не получают награды при жизни. Зато после смерти… Сами увидите.

– По-моему, он хочет, чтобы его несли на руках, – заметил Старик. – Этот носорог вскружил ему голову.

– Ладно. Теперь глядите в оба. Черт возьми, я всегда стрелял хорошо.

– А мне вот вспоминается один случай, – поддразнивал меня Старик.

Да я и сам его помнил. Тогда я все утро преследовал одну антилопу, но постоянно мазал, одурев от жары, потом забрался на огромный муравейник и стал стрелять по другой антилопе, значительно хуже первой, но и здесь промахнулся с пятидесяти метров. Когда я увидел, что антилопа все еще стоит неподвижно и смотрит на меня, я выстрелил ей в грудь. Она попятилась, но, как только я шагнул к ней, метнулась и отбежала в сторону, пошатываясь от усталости. Я сел, подождал, когда она остановится, не в силах бежать дальше, и тогда, упершись ружьем в плечо, стал стрелять ей в шею – медленно, внимательно, и однако промахнулся восемь раз, хоть и целился, потеряв голову от бессильной злобы, в одно и то же место. Все ружьеносцы чуть не попадали со смеху, а с подъехавшего грузовика на нас удивленно и весело пялились негры. Старик и Мама молчали, а я сидел, решив, в холодной ярости, не подниматься с места, пока не прострелю антилопе шею, хотя надо было, напротив, подняться и прогнать животное с этой раскаленной солнцем, пышущей жаром равнины. Все молчали. Я протянул руку к М’Коле за новой обоймой, старательно прицелился, опять промахнулся и только с десятого раза прострелил эту чертову шею. Я отвернулся, даже не посмотрев на убитую антилопу.