Эрнест Хемингуэй - Зеленые холмы Африки. Проблеск истины

Мы остановились в тени деревьев с крепкими гладкими стволами и идущими понизу узловатыми корнями, которые лезли вверх, как артерии; сами же стволы зеленовато-желтым цветом напоминали деревья во Франции зимой после дождя. Но здесь кроны были роскошнее, листва пышнее, а внизу, из ручья, подобно папирусу, тянулся к солнечным лучам тростник высотой футов в двенадцать, густой, как пшеница в поле. Вдоль ручья шел звериный след, и Друпи, склонившись, его изучал. Подошел М’Кола, и они вдвоем прошли немного вперед, всматриваясь в следы, а потом вернулись к нам.

– Ньяти, – прошептал М’Кола. – Буйвол.

А Друпи шепнул что-то Старику, и тот тихо произнес своим хрипловатым от виски голосом:

– Вниз по реке прошли буйволы. Друпи говорит, среди них есть крупные самцы. Обратно они не возвращались.

– Так пойдем за ними, – сказал я. – Лучше еще один буйвол, чем носорог.

– Одно другому не мешает. Буйвол не отменяет носорога, – заметил Старик.

– Боже, куда я попал! Какие-то сказочные места! – воскликнул я.

– Великолепные места, – согласился Старик. – Такое и представить трудно.

– Деревья как на картинах Андре [26] Жюль Андре (1807–1869) – французский художник, пейзажист. , – сказала Мама. – Как красиво! Только взгляни на этот зеленый цвет. Настоящий Массон [27] Андре Массон (1896–1987) – французский живописец и график. . Жаль, что хороший художник не может этого видеть.

– Как твои ботинки?

– Не жмут.

По следу буйволов мы шли очень медленно и осторожно. Ветра не было, но мы знали: когда он поднимется, то будет дуть с востока нам в лицо. Следы вели нас вдоль ручья, и с каждым шагом трава становилась все выше. Дважды приходилось ползти, а тростник рос так густо, что в двух футах уже не было ничего видно. Друпи обнаружил в иле свежий след носорога. Что будет, подумал я, если огромный носорог потопает назад по нашему туннелю, и что будет делать каждый из нас? Мысль о таком волнующем сюрпризе меня не радовала. Это похоже на западню, а со мной жена. У изгиба ручья мы выбрались из высокой травы на берег, и там я отчетливо уловил запах зверя. Я не курю и, охотясь в родных краях, несколько раз чувствовал близость лосей во время гона, еще не видя их, и узнавал по запаху, где залег в лесу старый самец, распространявший резкий мускусный запах, довольно, впрочем, приятный. Но этот запах у ручья был мне незнаком.

– Я чую их, – шепнул я Старику.

Он сразу мне поверил.

– Чей это запах?

– Не знаю, но запах сильный. Разве вы его не чувствуете?

– Нет.

– Спросите у Друпи.

Друпи кивнул и заулыбался.

– Местные нюхают табак, – сказал Старик. – Не знаю, различают они звериные запахи или нет.

Здесь опять рос тростник выше человеческого роста, мы шли тихо, бесшумно переступая с ноги на ногу, движения наши были как во сне или при замедленной киносъемке. Запах я ощущал постоянно и все отчетливее – то сильнее, то слабее. Мне это совсем не нравилось. Теперь мы шли рядом с берегом, а звериная тропа уводила нас прямиком в болото, где тростник был еще более высокий.

– Этот запах прямо в нос ударяет. Они совсем рядом, – тихо сказал я Старику. – Я не шучу. Так и есть.

– Я вам верю, – ответил Старик. – Может, стоит подняться на берег и обойти это место. Оно будет как раз под нами.

– Согласен. – А наверху я сказал ему: – Мне как-то не по себе среди этих высоких зарослей. Не хотелось бы тут охотиться.

– А что, если б вам пришлось охотиться в этом тростнике на слона? – тихо спросил Старик.

– Никогда не стал бы этого делать.

– Неужели в таких местах охотятся на слонов? – спросила Мама.

– А как же! Становишься другому на плечи и стреляешь, – ответил Старик.

«С такими удальцами мне не сравниться», – подумал я.

Мы двинулись по травянистому, слегка выступавшему вперед правому берегу через открытое место, огибавшее тростниковое болото. На противоположном берегу росли могучие деревья, а за ними возвышалась крутая стена ущелья. Ручья отсюда не было видно. Справа шел ряд холмов, поросших редким кустарником. Впереди, где кончалось тростниковое болото, русло суживалось, и ветви деревьев почти скрывали ручей. Вдруг Друпи схватил меня за руку, и мы оба припали к земле. Сунув мне двустволку, он сам взял «спрингфилд». За излучиной ручья я увидел голову носорога с длинным, великолепным рогом. Зверь качал головой, и я видел настороженно торчавшие уши и маленькие, свинячьи глазки. Я снял ружье с предохранителя и знаком приказал Друпи лечь. Но тут раздался голос М’Колы: «Тото! Тото!» – и он удержал мою руку. «Манамуки! Манамуки! Манамуки!» – быстро зашептал Друпи, тоже уговаривая меня не стрелять. Это была самка носорога с детенышем. Я опустил ружье, и тут самка фыркнула, и все семейство скрылось в камышах. Детеныша я так и не увидел. По ходу их движения колыхался тростник, потом все стихло.

– Не повезло, – пробормотал Старик. – А рог был на славу!

– А я уж готовился ее уложить, – сказал я. – Не разглядел, что это самка.

– М’Кола видел детеныша.

М’Кола что-то зашептал Старику, энергично кивая при этом головой.

– Он говорит, что поблизости есть еще один носорог, – пересказал мне Старик. – Он слышал фырканье.

– Поднимемся выше, оттуда мы увидим, если кто-то появится. Можно бросить что-то в тростник, – предложил я.

– Хорошая мысль, – согласился Старик. – Может, самец как раз там.

Мы поднялись чуть выше по берегу, откуда открывалось все тростниковое болото. Старик держал наготове двустволку, я тоже взвел курок. М’Кола бросил палку туда, откуда донеслось фырканье. В ответ раздалось еще более шумное фырканье и никакого движения, даже тростник не колыхнулся. Затем вдали раздался шумный треск, и тростник яростно закачался: кто-то мчался сквозь него к противоположному берегу, но кто именно, мы не видели. Затем я разглядел черную спину, широко разведенные, заостренные рога буйвола, взбегавшего вверх по крутому склону. Он бежал, вытянув в одну линию шею и голову с тяжелыми рогами, его холка напряглась, как у разъяренного быка. Я прицелился ему под лопатку, но Старик остановил меня.

– Самец мелкий, – тихо проговорил он. – Я не стал бы его убивать – разве только на мясо.

Мне же буйвол показался большим. Сейчас он стоял боком, повернув к нам голову.

– В моей лицензии еще три буйвола, а нам скоро отсюда уезжать, – сказал я.

– Мясо у него, конечно, очень вкусное, – пробурчал Старик. – Тогда действуйте. Кончайте с ним. Но после выстрела ждите появления носорога.

Я присел, ощущая непривычно большой вес двустволки, прицелился буйволу под лопатку, нажал на курок, но выстрела не последовало. Вместо легкой, послушной работы «спрингфилда» спусковой механизм двустволки словно заклинило. Все это напоминало ночной кошмар, когда хочешь выстрелить, но не можешь. Я постарался справиться с собой, задержал дыхание и снова нажал на курок. На этот раз я добился успеха, ружье выстрелило со страшным грохотом, а когда я очухался, буйвол все еще был на ногах и уходил от нас влево по склону. Тогда я выстрелил из второго ствола, подняв у его задних ног фонтан из каменных осколков и комьев земли. Не успел я перезарядить ружье, как буйвола уже и след простыл, но тут мы все услышали фырканье и тяжелый топот еще одного носорога, мчавшегося из дальних тростниковых зарослей к раскидистым деревьям на нашем берегу, он лишь на секунду мелькнул у нас перед глазами.