Эрнест Хемингуэй - Зеленые холмы Африки. Проблеск истины

– М’Кола, – зову я, показывая на птиц.

– Ндио, – говорит он и следит за ними взглядом. – Музури. – И передает мне патроны.

Мы хорошо поохотились, но самая удачная охота была на озере, и мы еще три дня в пути ели холодных чирков, которые вкуснее остальных диких уток, мясо у них нежное, сочное. Ели мы их с острой приправой, запивая красным вином из Бабати, ели, сидя у дороги в ожидании грузовиков, потом ели на тенистой веранде небольшой гостиницы в Бабати, и, наконец, когда грузовики приехали, мы ужинали в доме отсутствующего друга наших друзей, на холмах, в эту холодную ночь мы сидели за столом в куртках и так много выпили в ожидании грузовика, сломавшегося по дороге, что опять жутко захотели есть. Мама танцевала под граммофон с управляющим кофейной плантацией и с Карлом, а я, измученный тошнотой и страшной головной болью, сидя на веранде со Стариком, пытался вылечиться с помощью виски с содовой. Было темно, дул сильный ветер, и тогда на столе снова появились дымящиеся чирки со свежими овощами. Цесарки тоже великолепны, я положил одну в контейнер для ланча и припрятал на вечер в машине, но чирки – царское блюдо!

Из Бабати мы поехали через холмы и равнину к подножию горы, где среди деревьев скрывались деревушка и миссионерская станция. Здесь мы разбили лагерь для охоты на куду, которые, по слухам, водятся на лесистых холмах и в низинах.

Для лагеря это место было жарковато, деревья здесь окольцевали, чтобы избавиться от мухи цеце, и они постепенно засохли. В поросших кустарником, изломанных, с крутыми склонами холмах охотиться трудно. Другое дело – лесистые низины, где можно расхаживать, как по оленьему заповеднику. Но повсюду нас преследовали мухи цеце, они роились вокруг, больно жаля в шею, затылок и плечи, и рубашка их не останавливала. Я носил с собой ветку, отмахиваясь от этих мух все пять дней, что мы охотились, выходя до зари и возвращаясь в сумерки, смертельно усталые, но радуясь прохладе и темноте, когда цеце прекращали свое гнусное дело. Мы охотились поочередно – то на холмах, то на равнине, и Карл становился все угрюмее, хотя ему удалось убить великолепную чалую антилопу. У него сложилось чрезвычайно сложное личное отношение к охоте на куду, и, как всегда, когда он был растерян, он винил во всех своих неудачах других – проводников, тех, кто выбрал место. В холмах ему не повезло, и в успех здесь он не верил. Каждый день я надеялся, что сегодня ему повезет и атмосфера разрядится, но его особое отношение к куду осложняло охоту. Карл с трудом взбирался в гору, и охотиться в холмах для него было сущим наказанием. Я старался брать осмотр холмов на себя, но он, устав от пустых поисков, видимо, решил, что куду водятся именно на холмах, а внизу он просто теряет время.

За эти пять дней я встретил дюжину, а то и больше куду, все самки, кроме одного молодого самца во главе стада. Самки, крупные, серые, с полосатыми боками, до смешного маленькими головами и большими ушами, легко и стремительно скрывались в лесу, прячась от опасности. У самца на рогах появились первые завитки, но пока еще короткие и невыразительные, и, когда он промчался в темноте мимо нас по краю опушки – третий в стаде из шести самок, ему было так же далеко до настоящего самца, как лосенку до крупного, взрослого лося с мощной шеей, темной гривой, изумительными рогами и темно-рыжей шерстью.

В другой раз, когда мы на заходе солнца возвращались в лагерь долиной между холмами, проводники обратили наше внимание на двух серых в белую полоску антилоп, которые так быстро промчались против солнца по вершине холма, что только расписные бока мелькнули среди деревьев, и сказали, что то были самцы куду. Мы не успели рассмотреть их рога, а когда поднялись на вершину холма, солнце уже село, и нам не удалось увидеть следов на каменистой почве. Но даже по беглому взгляду было заметно, что ноги у них длиннее, чем у самок, так что не исключено, что то действительно были самцы. Мы дотемна лазили по каменной гряде, но так ничего и не обнаружили, как и Карл, которого мы направили сюда на следующий день.

Мы часто нарушали покой водяных антилоп и как-то раз, охотясь на каменистой гряде над глубоким ущельем, набрели на антилопу-самца, который услышал, но не увидел нас. М’Кола схватил меня за руку, мы замерли на месте, наблюдая за ним. Самец находился всего в метрах десяти от нас – красивый, с темным воротником вокруг шеи, он весь дрожал и раздувал ноздри, пытаясь определить, что это за запах такой и откуда идет. М’Кола усмехался, крепко сжимая мое запястье, и мы следили, как крупный самец трепещет от предчувствия опасности, которая неизвестно откуда грозит. Затем вдалеке грохнуло старое ружье местного охотника, и антилопа подпрыгнула и пробежала почти рядом с нами, устремившись вверх по гряде.

На другой день мы с женой вдвоем охотились на лесистой равнине, и где-то на ее краю, где росли невысокий кустарник и сансевиерия, мы услышали низкие, гортанные звуки. Я взглянул на М’Колу.

– Симба, – сказал он с недовольным видом.

– Вапи? – прошептал я. – Где?

Он показал.

– Это лев, – тихо сказал я жене. – Возможно, это его мы слышали рано утром. Отойди к тем деревьям.

Львиный рев мы слышали до рассвета, когда проснулись.

– Можно я останусь с тобой?

– Старику это не понравилось бы, – сказал я. – Подожди там.

– Хорошо. Только будь осторожен.

– Я буду стрелять стоя, и только наверняка.

– Хорошо.

– Идем, – приказал я М’Коле. По его хмурому виду я понял, что ему все это не нравится.

– Вапи симба? – спросил я.

– Там, – произнес он угрюмо и показал на островки густой колючей зелени. Я отправил одного из проводников назад с Мамой, и мы не двигались с места, пока они не отошли метров на двести к лесу.

– Теперь пошли, – сказал я.

М’Кола покачал головой без тени улыбки, но повиновался. Мы медленно двинулись вперед, вглядываясь в заросли, однако ничего не видели. Но вот послышалось рычание – впереди и правее.

– Нет, – прошептал М’Кола. – Хапана, бвана!

– Пойдем, не бойся, – сказал я и, приставив указательный палец к шее и согнув большой, добавил «Куфа», давая этим понять, что прострелю льву шею. М’Кола снова затряс головой, на его несчастном лице проступил пот. «Хапана», – повторил он шепотом.

Впереди был высокий муравейник, мы вскарабкались на это сложное сооружение из глины и осмотрелись. Но разглядеть что-либо в зеленых колючках, сродни кактусу, не представлялось возможным. Зря я надеялся, что мы увидим льва с муравейника, и, спустившись, нам пришлось пройти еще шагов двести сквозь колючий кустарник. Впереди снова послышалось рычание, а через несколько шагов – могучий и низкий рык. Я уже стал терять запал. До этого времени я верил, что смогу с близкого расстояния сделать точный выстрел и, если мне удастся справиться с львом без Старика, у меня долгое время будет ощущение победителя. Я решил, что буду стрелять только наверняка, у меня уже имелся некоторый опыт – на моем счету были три льва, но на этот раз я волновался, как никогда раньше. Мне позволялось убить льва в отсутствие Старика при благоприятных обстоятельствах, но сейчас пахло бедой. По мере нашего приближения он отступал, но медленно. Ему явно не хотелось двигаться; должно быть, утром, когда мы слышали его рычание, он пожирал добычу, и теперь у него было одно желание – отлежаться.