Оноре де Бальзак - Темное дело

– С холма я увидел, как блестят серебристые галуны на форменных картузах! Иди через насыпь, что между башней мадемуазель и конюшнями, чтобы собаки тебя не услышали и не залаяли. Пройдешь через сад и позовешь молодую графиню к окну. Скажешь, чтобы она поскорее садилась в седло и ехала к этой же насыпи, я буду ее там ждать. А пока постараюсь узнать, что задумали парижане и как нам от них ускользнуть.

Опасность нарастала подобно лавине. Понимая, как важно ее предотвратить, Марта словно на крыльях полетела к шато.

Де Сен-Сини и де Шаржбёфы происходили из одного и того же старинного франкского рода Дюинеф. Представители младшей его ветви стали Сен-Синями после весьма знаменательной обороны родового замка, организованной в отсутствие отца пятью восхитительно белокурыми и белокожими дочерьми-девицами, – поступка, которого от них, разумеется, никто не ожидал. Один из первых графов Шампанских пожелал увековечить это событие прекрасной фамилией [35] Cinq cygnes (фр.) – пять лебедей. , дабы память о нем жила, пока живы будут потомки этих дам. Надо ли говорить, что девочки в семье де Сен-Синь росли гордыми и отважными, хоть и не все из них могли похвастаться лебединой белизной. Последняя в роду, Лоранс, вопреки салическому закону [36] Закон, по которому наследование земель и связанных с ними титулов происходило только по мужской линии. ( Примеч. ред. ) являлась наследницей фамилии, герба и всех ленных владений. Король Франции утвердил хартию графа Шампанского, в силу коей в роду Сен-Синей дворянство и имущество наследовалось по женской линии. Поэтому Лоранс была графиней де Сен-Синь, а ее супругу предстояло принять ее имя и герб с начертанным на нем девизом, за который взят был бесподобный ответ старшей из пяти сестер на предложение сдать замок: «Умрем с песней на устах!» Как и легендарные сестры-лебеди, Лоранс была белокожа и светловолоса (игра случая?). Под ее тонкой и упругой кожей просвечивали тончайшие голубые линии вен. Волосы красивого оттенка чудным образом оттеняли глубокую синеву ее глаз. Все в облике этой девушки было миловидным и деликатным. И все же в этом хрупком, пусть и подвижном теле, несмотря на всю его молочную белизну, жила душа, которая своей закалкой не уступала мужской, сильной и отважной. Но ни один самый внимательный наблюдатель не догадался бы об этом, глядя на это нежное лицо с округлыми чертами, в профиль имевшее некоторое сходство с головой овечки. Эта благородная и вместе с тем чрезмерная мягкость навевала мысли об овечьей же глупости. «Я похожа на замечтавшегося барашка!» – шутила Лоранс иногда. Она была немногословна и казалась не столько задумчивой, сколько сдержанной. Стоило случиться чему-то важному, и таящаяся внутри нее Юдифь тут же пробуждалась и набирала силу; а поводов для этого, к несчастью, хватало. В тринадцать лет, после событий, о которых вы уже знаете, Лоранс осталась сиротой. Их красивый старинный особняк XVI века в Труа – отель-де-Сен-Синь – сровняли с землей. Наследницу взял под свою опеку родственник, г-н дʼОтсер, и поспешил увезти ее в деревню. Этот славный провинциальный дворянин был так напуган гибелью брата, аббата дʼОтсера, застреленного на площади в Труа (когда он, переодевшись крестьянином, пытался скрыться), что оказался не в состоянии защитить интересы своей подопечной; два его сына служили в армии немецкого принца, и сам он вздрагивал от малейшего шороха, ожидая, что со дня на день явятся чиновники из Арси, чтобы его арестовать. Лоранс, которая гордилась своим участием в недавней обороне и тем, что унаследовала «лебяжью» белизну предков, с презрением взирала на рассудительную трусость своего опекуна, сгорбившегося под напором бури, и с нетерпением ждала случая отличиться. В своей скромной гостиной в шато-де-Сен-Синь бесстрашная девица повесила портрет Шарлотты Корде [37] Шарлотта Корде (1768–1793) – убийца Марата, политического деятеля времен Великой французской революции, одного из лидеров якобинцев. , украшенный переплетенными дубовыми веточками. С помощью переписки она поддерживала связь с кузенами, презрев закон, каравший за подобное смертной казнью. Курьер, также рисковавший жизнью, привозил ей ответные послания. После катастрофических событий в Труа все мысли Лоранс были обращены к единственной цели – поспособствовать реставрации королевской власти в стране. Благоразумно оценив нрав г-на и г-жи дʼОтсер, она сделала вывод, что люди они порядочные, но безынициативные, и впредь старалась не вовлекать их в события своей жизни. Лоранс была слишком умна и снисходительна, чтобы сердиться на человека из-за его характера; она относилась к д’Отсерам с заботой, вниманием и добротой, однако в свои секреты не посвящала. Ничто так не формирует характер, как постоянная потребность скрывать свои чувства от самых близких людей… Достигнув совершеннолетия, Лоранс оставила все свои дела в руках добрейшего мсье дʼОтсера. Ее любимая кобылка была вычищена и накормлена, горничная Катрин принаряжена так, что на нее приятно было смотреть, грум Готар одет соответственно, – а большего Лоранс и не требовала. Мысли ее были устремлены к предмету слишком возвышенному, чтобы снисходить до забот, заниматься которыми при иных обстоятельствах ей, возможно, было бы даже приятно. Сама она прихорашиваться не любила – к чему, если кузены далеко? У Лоранс была темно-зеленая амазонка, украшенное брандебурами шерстяное платье с короткими рукавами – для пеших прогулок – и еще одно, домашнее, шелковое. Готар, ее грум, проворный и отважный пятнадцатилетний мальчик, повсюду сопровождал ее, а она почти все время проводила вне дома. Лоранс охотилась на землях Гондревилля, когда и где пожелает, и ни фермеры, ни Мишю никогда ей в этом не препятствовали. Она была великолепной наездницей и не переставала изумлять округу своей охотничьей сноровкой. В этих краях ее величали не иначе как Мадемуазель – даже в разгар Революции.

Те, кто читал прекрасный роман Вальтера Скотта «Роб Рой», наверняка помнят Диану Вернон – один из редких женских характеров, создавая которые автор изменил своей привычной, сдержанной манере. Это поможет понять Лоранс; нужно будет лишь прибавить к характеру шотландской охотницы постоянно сдерживаемую экзальтацию Шарлотты Корде, несколько пригасив привлекательную живость натуры, придающую Диане непреодолимое обаяние. На глазах у юной графини умерла ее мать, был застрелен аббат дʼОтсер, кончили свои дни на эшафоте маркиз и маркиза де Симёз; ее единственный брат скончался от ран, а оба кузена, служившие в армии Конде, могли погибнуть в любой момент; и, наконец, состояние де Симёзов и де Сен-Синей поглотила Республика, причем без малейшей выгоды для себя. Стоит ли удивляться серьезности Лоранс, временами переходящей в апатию?