Оноре де Бальзак - Темное дело

При «великом маркизе» (так в семействе де Симёз именовали предка, воздвигнувшего Гондревилль) рон-пуэн служил местом сбора охотников. По его приказу еще во времена Людовика XIV тут же был построен охотничий домик и назван павильоном Сен-Синь. Деревня Сен-Синь располагалась на краю леса Нодем (искаженное «Нотр-Дам»), и к ней-то и вела аллея вязов, где пес Мишю по кличке Куро́ учуял шпионов. После смерти «великого маркиза» павильон пришел в запустение: вице-адмирал де Симёз чаще бывал в море и при дворе короля, нежели в Шампани, и его сын отдал обветшалую постройку Мишю, где тот и проживал начиная с 1789 года.

То было изящное строение из кирпича, по углам отделанное каменной кладкой с затейливыми резными узорами. Таким же образом были окаймлены двери и окна. Окружала дом красивая кованая ограда, ныне источенная ржавчиной, за которой начинался глубокий и широкий ров, обсаженный могучими деревьями и щетинящийся по краям стальными арабесками, чьи бесчисленные острия преграждали путь злоумышленникам.

Расстояние от рон-пуэна до парковой стены было довольно велико. За ее пределами начинался красивый, поросший вязами склон, формой напоминавший полумесяц. Такой же склон, засаженный экзотическими деревьями, имелся и на территории парка. Сложенные вместе, эти два «полумесяца» образовывали круг, в котором и находились рон-пуэн и охотничий домик. В обветшалых комнатах первого этажа Мишю обустроил конюшню, хлев, дровяной сарай и кухню. О былой роскоши здесь напоминала лишь прихожая, пол которой был выстлан черными и белыми мраморными плитами; попасть сюда со стороны парка можно было через дверь с маленькими квадратными стеклами – такие можно было увидеть в Версале, пока Луи-Филипп не превратил его в «богадельню французской славы» [14] Так Бальзак называет открытый во дворце в 1837 г. по приказу короля Луи-Филиппа Музей истории Франции, призванный увековечить «все то, чем славна Франция». . Внутри павильона имелась центральная деревянная лестница – источенная червями, но не утратившая своего очарования. Она вела к пяти комнатам второго этажа, потолки в которых были несколько низковаты. Над ними простирался огромный чердак. Венчала это почтеннейшее здание четырехскатная крыша c гребнем, украшенным парой свинцовых букетов, и четырьмя слуховыми окошками, которые не зря так любил Мансар: во Франции аттики и плоские «итальянские» крыши – нонсенс, против которого протестует даже климат. Мишю хранил здесь сено. Часть парка, примыкавшая к павильону, была оформлена в английском стиле. В сотне шагов от павильона когда-то было озерцо, ныне превратившееся в изобилующий рыбой пруд. Он напоминал о себе легким туманом над кронами деревьев да тысячеголосым хором лягушек, жаб и других земноводных, которые с заходом солнца становятся особенно шумливыми. Ветхость дома, глубокое безмолвие парка, вид уходящей вдаль дороги, лес в отдалении, изъеденная ржавчиной ограда, каменная кладка, укрытая мхами, словно бархатом, тысяча других мелочей – все в облике этого здания, существующего и поныне, дышало поэзией.

В тот момент, когда началась эта история, Мишю стоял, опершись о замшелый парапет, на котором были разложены пороховница, картуз, носовой платок, отвертка и ветошь – словом, все необходимое для его подозрительного занятия. Стул, на котором сидела его жена, стоял возле входной двери, над которой все еще можно было рассмотреть искусно высеченный в камне герб де Симёзов с прекрасным девизом: «Cy meurs!» [15] «Умру, не отступив!» Теща Мишю, одетая на крестьянский манер, поставила стул напротив дочери – так, чтобы та, спасаясь от сырости, могла поставить ноги на перекладину.

– Мальчик в доме? – спросил Мишю у жены.

– Убежал на пруд. Медом его не корми, дай повозиться с лягушками и всякими жуками, – отвечала мать Марты.

Мишю свистнул так, что обе женщины вздрогнули. Быстрота, с какой его сын явился на зов, свидетельствовала о деспотизме управляющего Гондревиллем. С 1789 года (а с 1793-го [16] Народное восстание 31 мая – 2 июня 1793 г. способствовало переходу государственной власти в руки вождей якобинцев – небольшой политической группировки, настроенной на дальнейшее решительное и бескомпромиссное развитие революции. – тем паче) он был едва ли не полновластным хозяином усадьбы. При одном упоминании о нем трепетали не только его жена, теща, слуга-подросток по имени Гоше́ и служанка Марианна, но и все соседи на десять лье вокруг. Думается, причину этого стоит объяснить не откладывая, чтобы закончить тем самым нравственный портрет Мишю.

Пожилой маркиз де Симёз распродал имущество в 1790 году, однако события развивались слишком стремительно, и он не успел передать имение Гондревилль в надежные руки. По обвинению в переписке с герцогом Брауншвейгским и принцем Кобургским маркиза с супругой бросили в тюрьму, а затем революционный трибунал в Труа, возглавляемый отцом Марты, приговорил их к смертной казни. Прекрасные владения де Симёзов в Обе были конфискованы государством и проданы. К удивлению и даже ужасу толпы, управитель Гондревилля, сделавшийся с некоторых пор председателем клуба якобинцев в Арси, приехал в Труа, дабы присутствовать на казни маркиза и маркизы. Его, крестьянского сына и сироту, по распоряжению маркизы де Симёз взяли в господский дом, где он и вырос. Хозяева всегда были к нему очень добры и впоследствии назначили главным управляющим, так что в глазах иных особо экзальтированных особ Мишю предстал новым Брутом; что же касается жителей Оба, то после этой черной неблагодарности они и вовсе перестали его замечать. Купил имение с торгов некий житель Арси по фамилии Марьон, человек, занимавшийся адвокатской практикой как до, так и после Революции. Дед его некогда служил у де Симёзов экономом. Этот Марьон откровенно побаивался Мишю, а потому назначил его управляющим с жалованьем три тысячи франков в год, пообещав выплачивать ему также долю дохода от продажи древесины. Мишю, у которого, по слухам, уже имелось порядка десяти тысяч франков, пользуясь реноме патриота, женился на дочери кожевника из Труа, деятельного революционера и председателя революционного трибунала. Кожевник этот искренне верил в то, что делает, и характером напоминал Сен-Жюста, но позднее оказался замешан в заговоре Бабёфа и, дабы избежать общественного осуждения, покончил с собой. Его дочь Марта слыла первой красавицей в Труа и при этом была трогательно стыдлива: отец буквально заставил ее выступить в роли богини Свободы на одной республиканской церемонии. За семь лет новый владелец посетил Гондревилль не больше двух раз. Припомнив, что дед его был у старого маркиза экономом, в Арси решили, что гражданин Марьон действует в интересах молодых господ де Симёзов. Что же касается управляющего, то в эпоху террора он, как настоящий патриот, зять главы революционного трибунала в Труа и человек, которому благоволит депутат от департамента Об г-н Мален, снискал определенное уважение своих сограждан. Однако после поражения монтаньяров [17] Монтаньяры – члены политической партии, возникшей во время Великой французской революции и возглавляемой Маратом, Дантоном и Робеспьером. Эта партия имела широкую поддержку в массах и у представителей т. наз. третьего сословия. Ратовала за централизацию и социальные реформы. и самоубийства тестя Мишю стал козлом отпущения: ему, как и покойному отцу Марты, поспешили приписать массу неблаговидных деяний, к которым он уж точно не имел ни малейшего отношения. Мишю воспринял несправедливость толпы болезненно, и поведение его стало откровенно враждебным, а речи – дерзкими. После 18 брюмера [18] Имеется в виду т. наз. переворот 18 брюмера (9 ноября 1799 г.), в результате которого было создано новое правительство во главе с Наполеоном Бонапартом. он хранил молчание, которое само по себе является философией сильной личности; перестав сражаться с общественным мнением, Мишю занялся своими делами. Столь разумное поведение снискало ему славу человека скрытного, поскольку земель у него было по меньшей мере на сто тысяч франков. Тратиться ему было особо не на что, и все свое имущество Мишю приобрел честным путем, использовав для этого наследство, полученное от тестя, и личные накопления из тех шести тысяч франков годового дохода, которые давало ему место управляющего. Должность эту Мишю занимал в течение последних двенадцати лет, так что размер его сбережений мог подсчитать любой желающий; когда после провозглашения Консулата [19] Консулат – здесь: период в истории Франции (1799–1804), когда страной управляли три консула. Должность первого консула занимал Наполеон Бонапарт. он купил ферму за пятьдесят тысяч франков, жители Арси приписали ему, бывшему монтаньяру, намерение сколотить большое состояние и тем самым снова заставить всех себя уважать. К несчастью, когда о Мишю уже почти забыли, произошел глупейший случай, породивший в окрестностях новую волну слухов и воскресивший мнение о нем как о человеке крайне жестоком.