Чалам - Ночью на вокзале: сборник рассказов

— Калиюга, железный век, жестокий век!

— Эх, сколько же людей в нашем мире живет тяжело! — вздохнул Сурай.

— Бедность, дорогой мой, бедность — вот причина всех бед.

— Разве только бедность? А смерть, несправедливость, обман? Нет, все дело в судьбе. — Джон убежденно качнул головой. — От судьбы никуда не уйдешь. У каждого своя карма.

— Все это пустые слова — карма, бог…

— Вот я расскажу вам одну историю о карме, а вы послушайте, — сказал доктор Джозеф. — История подлинная, я услышал ее года четыре назад. Тогда я еще работал и только собирался уйти на пенсию. Однажды прихожу в больницу и вижу у дверей моего кабинета старую женщину, изможденную, с выражением отчаяния в глазах. У меня было много дел, и я прошел к себе, не заговорив с ней. Потом она так же сидела в коридоре и терпеливо чего-то ждала. Она молча смотрела, а мне все было недосуг. Наконец я спросил о ней сиделку. Оказалось, что эта старуха — мать тяжелобольного из моей палаты. Больной, мужчина лет сорока, запретил допускать ее к себе. Она входила к нему несколько раз, когда он спал, а остальное время сидела в коридоре. Я подошел к ней. Бедная женщина знала, что положение опасное. И когда я заговорил с ней, она зарыдала.

— А почему ваш сын не хочет вас видеть? — спросил я.

— Такова моя карма, — ответила она.

Я вошел к ее сыну:

— Твоя мать все время плачет, неужели тебе не жаль ее?

— Она грешница! Не говорите мне о ней!

— Что бы она ни сделала, неужели ты не можешь простить? Ведь она мать тебе!

— Моя жизнь из-за нее прахом пошла. Больше не говорите о ней! — И больной отвернулся.

Женщина почти все время находилась в больнице, она молила меня спасти ее сына. Денег у нее, видимо, не было, и время от времени она ходила на уборку в соседние дома, а ночевала в больничном саду.

Через несколько дней я взял выходной, чтобы встретить гостя.

— Какого гостя? — оживился Джон. — Мужчину или, может, женщину?

— А тебе все надо знать, — засмеялся доктор.

— Значит, больные в тот день были предоставлены заботам господа бога? — не унимался Джон.

— Да не перебивай, дай же послушать! — рассердился Рангам.

— Ну ладно уж, молчу.

Доктор продолжал:

— Гость мой так и не приехал, дома было скучно, и я пошел в больницу. Заглянул в палату, а потом вышел на веранду, пристроился в уголке и стал смотреть на море. Слышу, рядом, в ординаторской, собралась небольшая компания: студенты-медики и сиделки негромко разговаривают.

— Что это за тетка к тебе привязалась?

— Да из нашей деревни она…

— Ну и что?

— Ее сын с моим старшим братом в одном классе учился. Говорили, что у нее какая-то странная история была в прошлом…

Я заинтересовался: мне показалось, что разговор шел о той самой старой женщине. За марлевой занавеской, которая висела в дверном проеме, смутно виднелись в вечернем свете фигуры говоривших.

— А что за история?

— Да я ничего определенного не слышал. Они уже много лет назад уехали из нашей деревни.

— А что она от тебя хотела?

— Сын у нее лежит в двадцать первой палате.

— А, тот самый, что мать к себе не пускает?

В это время в ординаторскую вошел доктор Камешвара Рао.

— Что это вы тут рассиживаетесь? У двенадцатого кровь горлом идет.

— А что мы можем поделать? Лекарство уже давали…

— Видно, не читали вы статью министра здравоохранения в газете, — заметил доктор.

— Ну как же! И доклад читали, и лекцию старшей сестры слушали! Все усвоили. «Больные — наши дети», — важно сказала сиделка Баламма.

— Если больные — наши дети, то кто же мужья? — лукаво поглядывая на Камешвару Рао, спросила сиделка Элизабет. — Доктора, что ли?

— Да, кстати, доктор, — спросил Шринивас, — вы не знаете больного из двадцать первой палаты? Почему он свою мать прогоняет?..

— Почему? Это непростая история, могу вам ее рассказать.

Со мной в школе учился один парень, Канакая его звали. Очень способный был и неглупый. Родители — бедняки. Вдруг Канакая заболел — сильная лихорадка, отчего — неизвестно. Весь горит. Врач-англичанин лекарство прописал — не помогает. Жар не спадает, бред. На второй день еще хуже. А в деревне все Канакаю знали, любили: он то в одном, то в другом доме жил по обычаю, потому что отец был жрец-брахман, отца тоже все любили.

Тогда позвали к нему врача-индуса, чтобы по-старинному лечить, по Аюрведе [1] Древнеиндийский свод знаний по медицине. . Этот врач, Гопая, определил, что у мальчика болезнь от греха. Одно средство от нее: чтобы женщина, которая вовлекла Канакаю в прелюбодеяние и вызвала эту болезнь, сделала мазь с примесью своей менструальной крови и помазала ею глаза больного. Тогда наступит «исцеление от греха».

Все были поражены. Кто мог соблазнить парня? Совсем ведь еще молоденький мальчик, да и некрасивый — лицо рябое после оспы. Только что умный и к учению способный. Потом подумали: мальчик-то хороший, но какая-нибудь распутница действительно могла его соблазнить. Английский врач сказал, что это чепуха, такой «болезни от греха» не существует. Но в те времена своему врачу больше верили, чем английскому, и «болезнь от греха» никому не представлялась дикой или нелепой.

Вопрос для всех был только в том, чтобы найти женщину, виновницу болезни, и заставить ее вылечить мальчика. Но как ее найти?

Беда в том, что Канакая жил во всех семьях, все женщины его кормили, поили, причесывали, рубашки ему шили, за щеки щипали… Этак каждую можно было заподозрить в грехе! В то время в деревне была только одна женщина низкой касты наги — нагини, которая слыла особой легкого поведения, и разъяренные женщины направились было к ее хижине на окраине деревни, чтобы свести с ней счеты, но выяснилось, что у нее Раманна: он вышел навстречу женщинам с серпом в руке, и они разбежались по домам, не добившись толку.

Между тем пошли слухи, что Канакая в бреду все время называет Сарадамбу.

Это была уважаемая женщина, олицетворение Сарасвати, богини мудрости, достойной супруги бога Шивы. Сама она из хорошего дома, жена богатого человека. У нее были сын и две дочери. Канакая им приходился дальним родственником; после того как пошел в школу, три дня в неделю питался в их доме. И деньгами они ему помогали.

Никто про Сарадамбу ничего плохого не подумал. Она была воплощение добродетели, воплощение дхармы, богиня-мать нашего села. Как было ее заподозрить? И все женщины спрашивали больного: «Что ты все повторяешь — Сарадамба, Сарадамба?» Он не отвечал.

Болезнь усиливалась. Мать Канакаи в отчаянии отправилась к дому Сарадамбы.

— А, это ты! Ну, что Канакая? — спросила участливо Сарадамба.

— Плохо, матушка! Ничего не помогает; доктор сказал: не сегодня завтра… — И мать зарыдала, не договорив. Сарадамба утешала ее, прижав к своей груди. Вдруг мать упала на колени.