Соломон Нортап - 12 лет рабства. Реальная история предательства, похищения и силы духа

Летом, последовавшим за моим возвращением из прихода Сент-Мэри, я создал план по обеспечению самого себя пищей, который, хоть и был прост, оправдался сверх всяких ожиданий. Ему последовали многие другие люди моего положения, вверх и вниз по байю, и он стал приносить такую пользу, что я испытывал большое искушение почитать себя общим благодетелем. В то лето в беконе завелись черви. Ничто, кроме смертельного голода, не могло бы заставить нас есть его. Еженедельного пайка кукурузной муки едва ли было достаточно, чтобы утолить голод.

В этих краях, где еженедельный паек заканчивается до наступления субботнего вечера или бывает в таком состоянии, что даже смотреть на него тошнотворно и отвратительно, невольникам остается охотиться в болотах на енотов и опоссумов. Однако это надо делать по ночам, после того как закончатся дневные работы. Есть плантаторы, чьи рабы месяцами не видят иного мяса, чем добытое таким способом. Никто не возражает против подобной охоты, при условии, что добычу поочередно распределяют в коптильне (а еще потому, что каждый убитый енот – это спасенная кукуруза). На них невольники охотятся с собаками и дубинками, поскольку им не позволено пользоваться огнестрельным оружием.

Мясо енота сносно на вкус, но поистине среди разнообразных видов мяса нет ничего вкуснее, чем запеченный опоссум. Это пухленькие, довольно длиннотелые маленькие зверьки с беловатой шерстью, чей нос похож на пятачок, а сзади туловища имеется вырост, похожий на крысиный хвост. Опоссумы роют норы среди корней и гнездятся в дуплах эвкалиптов, а в движениях они медленны и неловки. Это хитрые создания: получив даже самый легкий удар палкой, они скатываются на землю и притворяются мертвыми. Если охотник так и бросит опоссума и начнет преследовать другого зверька, не свернув предварительно первому шею, скорее всего по возвращении он не найдет свою добычу. Маленький зверек перехитрил врага – «сыграл в опоссума» и был таков.

Однако после долгой и трудной дневной работы усталому рабу не очень-то хочется отправляться на болото за своим ужином. Он предпочтет броситься на пол хижины и хоть немного поспать. Хозяину выгодно, чтобы слуга не страдал от голода, но так же выгодно, чтобы он не растолстел от избыточной кормежки. С точки зрения владельца, раб более всего пригоден к службе, когда он довольно худ и жилист, то есть пребывает в такой кондиции, которая требуется скаковым лошадям, когда их готовят к состязаниям. И в этой «рабочей кондиции» пребывает большинство рабов на сахарных и хлопковых плантациях вдоль Ред-Ривер.

Моя хижина стояла в нескольких десятках метров от берега байю, и поскольку потребность – мать всех изобретений, я придумал способ получения необходимого количества пищи, который не требовал бегать каждую ночь по лесу. Я задумал создать ловушку для ловли рыбы. Мысленно представив себе, как это должно быть сделано, в следующее воскресенье я приступил к практическому осуществлению своей идеи. Вероятно, невозможно изложить читателю идею этого устройства во всех деталях, но следующее описание даст о нем общее представление.

Изготавливается квадратная рама со стороной от двух до трех футов [73], большей или меньшей высоты – в зависимости от глубины воды. На три стороны этой рамы набивают доски или жерди, но не очень тесно – вода должна свободно циркулировать сквозь них. С четвертой стороны надо приладить дверцу – таким образом, чтобы она могла легко скользить вверх и вниз по направляющим, прорезанным в двух шестах. Затем прилаживается подвижное дно – так, чтобы его можно было без труда поднять до самого верха рамы. В центре подвижного дна следует просверлить отверстие и с нижней стороны в нем закрепить рукоять или округлую палку – так, чтобы она могла легко поворачиваться. Эта рукоять тянется от центра подвижного дна до верха рамы – и настолько высоко, насколько нужно. Во всей этой рукояти просверливается огромное количество мелких отверстий, в которые вставляют маленькие прутики, достающие до противоположных сторон рамы. Таких прутиков надо сделать много, и пусть они торчат во всех направлениях, тогда любая рыба существенных размеров не может проплыть мимо, не задев одного из них. Теперь раму можно помещать в воду и закреплять.

Ловушка «настораживается» путем поднятия дверцы и удерживается в этом положении другой палкой, один конец которой уходит в углубление на ее внутренней стороне, а другой конец – в углубление, сделанное в рукояти, идущей от центра подвижного дна. В ловушку кладут наживку – горсть влажной крупы и хлопка, которые скатывают вместе, пока не получится твердый шар, кладут приманку в заднюю часть рамы. Рыба, плывущая через поднятую дверцу к наживке, непременно задевает один из маленьких прутиков, поворачивая рукоять и смещая таким образом палку, поддерживающую дверцу; дверца падает, запирая рыбу внутри рамы. Чтобы вынуть рыбу, надо, держась за верх рукояти, подтянуть подвижное дно к поверхности воды.

Возможно, были здесь в употреблении и другие ловушки, прежде чем я сделал свою, но я ни одной подобной не видел. Байю-Бёф изобилует рыбой больших размеров и превосходного качества, и с той поры я очень редко нуждался в дополнительной пище, равно как и мои товарищи. Таким образом была открыта настоящая золотая жила – найден новый источник пищи, доселе недоступный для порабощенных детей Африки, которые тяжко трудятся и голодают на берегах этой ленивой, но богатой ресурсами реки.

Примерно в тот же период по соседству с нами произошло событие, которое произвело на меня глубокое впечатление. Оно показывает состояние тамошнего общества и распространенную там манеру мстить за оскорбления. Прямо напротив наших хижин, на другой стороне Байю, была расположена плантация мистера Маршалла. Он принадлежал к одному из самых богатых и аристократических семейств в этих местах. Некий джентльмен из Натчеза вел с ним переговоры о покупке поместья. Однажды на нашу плантацию примчался посыльный, сообщивший, что в поместье Маршалла происходит страшное побоище: кровь льется рекой и, если соперников не развести, результат будет катастрофическим.

По прибытии в дом Маршалла перед нашими глазами предстала сцена, выходящая за пределы описания. На полу одной из комнат лежало мертвое тело человека из Натчеза, в то время как Маршалл, разъяренный и покрытый ранами и кровью, расхаживал взад-вперед, «еще дыша угрозами и убийством» [74]. Оказывается, в ходе их переговоров возникло некое затруднение, за ним последовали гневные слова на повышенных тонах, потом оба схватились за оружие, и разгорелась смертельная схватка, окончившаяся таким несчастьем. Маршалла в тюрьму так и не посадили. В Марксвиле было затеяно своего рода расследование, в ходе которого он был оправдан и вернулся на свою плантацию (как я подозреваю, еще более уважаемый, оттого что взял на душу кровь ближнего).