Александр Дюма - Могикане Парижа

Как только они очутились на улице, он подошел к Жакалю и сказал ему:

– Мне нужно поговорить с вами, мосье Жакаль.

– Что вам угодно, мосье Жюстен? – спросил сыщик.

– Сколько мне помнится, вы начали дело с того, что сказали: «Надо искать женщину!» Потом объявили: «Женщина в наших руках!» – и закончили тем, что «Женщина эта – мадемуазель Сюзанна»?

– Разве я говорил все это? – с удивленным видом спросил сыщик.

– Да, вы сказали все это, и я только повторяю ваши собственные слова.

– Должно быть, вы ошибаетесь, мосье Жюстен.

– Мосье Сальватор – свидетель.

Жакаль взглянул на Сальватора такими глазами, точно хотел сказать ему: «Вы меня понимаете, так избавьте меня от него!»

Но Сальватор, хотя и понимал его, но извинять был не намерен, а потому и заговорил совершенно беспощадно.

– Что касается меня, – сказал он, – то если и мне не изменяет память, мосье Жюстен повторяет ваши слова совершенно правильно. Вы сами говорили, что мадемуазель Сюзанна содействовала похищению Мины.

– Эх! – проговорил Жакаль, вытягивая губы. – Подобных вещей говорить никогда не следует до тех пор, пока не докажешь! Ну, если я сказал, что она содействовала… то, значит, я сказал глупость!

– Да вы и обвинили-то ее первый! – вскричал Жюстен. – Разве вы не помните, что говорили о ней в комнате бедной Мины.

– Вы выражаетесь неправильно, мосье Жюстен! Подозревать – еще не значит обвинять.

– Значит, теперь вы ее даже и не подозреваете?

– Говоря точнее, я за целых тысячу миль от всякого подозрения. Бедное невинное создание! Сохрани меня Бог подозревать ее.

– Ну, а как же теперь насчет ее тонких губ, дерзких глаз и нехорошего выражения лица? – издевался Саль ватор.

– Да, издали она мне показалась именно такой! Ну, а как взглянул поближе, – вижу, что выходит совсем другое: губки – преграциозные, глаза – гордые, а выражение лица – такое возвышенное, благородное!

Но видя, что Жюстен не намерен довольствоваться всем этим и хочет настаивать на первом мнении, которое он высказал о Сюзанне, еще не зная, что она – мадемуазель де Вальженез, Жакаль счел за лучшее вскочить в свою карету.

– Заходите, заходите ко мне, мосье Жюстен! – говорил он, захлопывая дверцу. – Лучше всего сегодня же вечером. Я, как только приеду, пущу в дело всех своих и надеюсь, что сообщу вам радостные вести!

– Теперь отправляйтесь домой, Жюстен, – сказал Сальватор, дружески пожимая руку несчастного учителя. – Я даю вам слово, что ровно через сутки сообщу вам все, чего вам следует опасаться и на что надеяться.

Увидя, что Жакаль заперся в карете, он подошел к ней и крикнул:

– Что же это вы делаете, мосье Жакаль? Вы меня привезли сюда, вы обязаны доставить и обратно! Кроме того, – прибавил он, усаживаясь рядом с сыщиком и снова запирая дверцу, – мне нужно еще поговорить с вами о Вальженезах.

– В Париж! – крикнул кучеру Жакаль, которому, очевидно, было бы приятнее ехать одному.

Лошади пошли крупной рысью.

Между тем Жюстен тихо брел домой пешком. Все происшедшее в это утро давило его какой-то нестерпимой тяжестью, и даже обещание Сальватора сулило мало надежды.

Жакаль забился в один угол кареты, Сальватор уст роился в другом.

Лошади бежали быстро.

Несмотря на фразу, которую Сальватор сказал, садясь в карету, он не решился прерывать хода размышлений сыщика и только молча наблюдал за ним. Жакаль, поднимая глаза, каждый раз встречал его насмешливый, почти презрительный взгляд.

Наконец дошло до того, что всякий разговор стал казаться сыщику сноснее этого взгляда.

Он несколько раз поднял и опустил свои очки, не сколько раз понюхал табаку, откашлялся и заговорил первый.

– Вы, кажется, сказали, что хотите поговорить со мною о Вальженезах, милейший мосье Сальватор? – произнес он.

– Я хотел спросить вас, почтеннейший мосье Жа каль, что именно заставило вас так быстро изменить ваше мнение об этой девочке… Или, выражаясь точнее…

– Перестаньте! Мы здесь с глазу на глаз… Вы чело век умный, а не какой-то бешеный влюбленный…

– А кто вам это сказал?

– По крайней мере, вы влюблены не в эту похищенную героиню… Значит, у вас не было причины потерять голову, и вы в состоянии понять…

– Да, я все отлично и понял.

– Что же именно?

– То, что вы испугались, милейший мосье Жакаль.

– Да, да, каюсь, признаюсь! – проговорил сыщик, у которого хватало, по крайней мере, мужества признаться в своей слабости. – Верите ли, я до того струсил, что когда она назвала себя по имени, меня принялась тре пать лихорадка.

– А мне всегда думалось, мосье Жакаль, что первый параграф свода законов гласит: «Перед законом все люди равны».

– Видите ли, любезнейший мосье Сальватор, во всех кодексах и сводах этот параграф печатается с такой же основательностью, с какой короли пишут: «Мы, Карл, милостию Божиею, король Франции и Наварры». Людовик XVI тоже пользовался этой фразой, а ему перереза ли горло. Уж какая же милость Божия в том, что произошло на площади Революции 21-го января 1793 года в четыре часа пополудни?

– Отлично! И поэтому, когда вам пришлось обвинить девушку, которую вы уже заранее считали способной на всякое преступление, в соучастии в похищении другой девушки, вы струсили и вообразили себя удавленным в тюрьме, как Туссен Лувертюр или Пишегрю?

– Не шутите с этим, мосье Сальватор! Даю вам честное слово, что мне вспомнились оба этих человека…

– Значит, эти Вальженезы люди действительно очень могущественные?

– Еще бы! Прежде всего сам маркиз, который в большой милости у короля, потом кардинал, который состоит при папе, наконец, этот лейтенант…

– Который состоит, вероятно, при самом сатане? – подхватил Сальватор. – А! Теперь понимаю! Кроме того, не вяжется ли вся эта серия с каким-нибудь обществом?

Жакаль пристально посмотрел на Сальватора.

– Как же! Как же! Ведь маркиз один из покровителей Сент-Ашейль и еще в последнюю процессию он нес знамя. Не так ли?

Жакаль закивал головой.

– Как это странно! – продолжал Сальватор. – А я все думал, что иезуиты не больше как сонное видение «Конституционеля».

– О-о-о! – протянул Жакаль тоном человека, который хотел бы сказать: «О, какое вы бедное, наивное дитя!»

– Так что вы серьезно думаете, что схватиться с этими людьми было бы опасно? – спросил Сальватор.

– Знаете вы басню про горшок глиняный и горшок железный?

– Знаю.

– Ну, так вот и объясните ее себе.

– Но ведь глава фамилии умер лет шесть тому назад и не оставил детей, так что все состояние перешло к брату.

– Это значит, что он никогда не был женат, – пояснил Жакаль.

– Ах, да! Теперь припоминаю! Ведь там была еще какая-то история о незаконном сыне, которого нужно было или усыновить, или признать законным, но которому не сделали ни того, ни другого!..