Александр Дюма - Могикане Парижа

Жакаль достал табакерку – прелестную вещицу, которая более походила на изящную, деликатную бонбоньерку с лепешечками для Помпадур или Дюбари – и с жадностью потянул в себя добрую щепотку табаку.

– Послушаем, расскажите-ка мне об этом.

У каждого человека есть своя слабая сторона, своя ахиллесова пята, не омытая водами Стикса. Жакаль мог обойтись без еды, без питья, без сна, но не мог обойтись без табака. Табак и табакерка были для него вещами необходимыми.

Можно было бы сказать, что в этой табакерке он почерпнул всю бесчисленную серию гениальных идей, бесконечным и ежеминутным появлением которых он удивлял своих сослуживцев.

Итак, он наслаждался своей щепоткой табаку, когда произнес: «Послушаем, расскажите-ка мне об этом».

Сальватор передал ему дело с подробностями, которые узнал от Броканты.

– И до сих пор не искали еще женщины? – спросил он.

– Не имели времени: мы узнали о происшедшем лишь в семь часов утра.

– Черт возьми! – произнес он. – Они должны были перевернуть все в темноте и вытоптать весь сад.

– Кто?

– Да эти дуры! – Жакаль разумел содержательницу пансиона, ее помощниц и учениц.

– Нет, – сказал Сальватор, – с этой стороны опасности нет.

– Как так?

– Жюстен поехал на лошади этого господина, – Сальватор указал на Жана Робера, – и станет стражем у ворот.

– Ну, ладно. Теперь, если только откроют женщину, все пойдет хорошо.

– Но, – осмелился было возразить Сальватор, – я не знаю возле нее ни одной женщины, которой следовало бы опасаться.

– Следует всегда остерегаться женщины.

– Не имеете ли вы какого-либо предложения, господин Жакаль?

– Вы говорите, что молодой человек похитил вашу Мину?

– Мою Мину? – переспросил Сальватор улыбаясь.

– Ну, Мину школьного учителя, Мину как объект поиска, наконец!

– Да, Броканта, которая была очевидцем похищения около четырех часов утра, как я рассказал вам, видела молодого человека; она даже утверждает, что он был брюнет.

– Ночью все кошки черны!

И Жакаль, произнеся эту поговорку, покачал головою.

– Вы сомневаетесь в чем-нибудь? – спросил Сальватор.

– А вот в чем… Мне кажется неестественным, чтобы молодой человек похитил девушку: это вовсе не в наших правилах, более того, разве возможно, чтобы молодой человек, принадлежащий к знатной фамилии при дворе, не страшился бы в девятнадцатом веке отважиться подражать Лозану и Ришелье…

– Однако это так.

– В таком случае опять-таки будем искать женщину! Женщина неизбежно должна играть какую-либо роль в этой таинственной драме. Вы говорите, что не видите ни одной женщины возле нее, а я только и вижу, что женщин: содержательница пансиона, помощницы ее, подруги, горничные… А! Вы еще не знаете, что такое пансион. Как вы наивны!

Жакаль вынул вторую щепотку табаку.

– Все эти пансионы, видите ли, господин Сальватор, – продолжал он, – это те же пылающие костры, в которых живут и бьются молодые пятнадцатилетние девушки, подобно тем саламандрам, о которых повествуют древние натуралисты. Что касается меня, я знаю хорошо только то, что если бы я имел дочь-невесту, я скорее запер бы ее у себя в подвале, чем поместил бы ее в пансион… Вы не имеете понятия о тех жалобах, которые получают в «Конторе нравов» на пансионы. Я не хочу сказать, что начальницы пансионов в чем-либо виноваты, нет; но то, что девочки влюбляются, это старая басня Евы. Начальницы, помощницы их, сторожихи, напротив, постоянно бодрствуют, как собаки вокруг фермы или телохранители вокруг царя. Но как вы воспрепятствуете волку войти в овчарню, когда овца сама открывает дверь волку?

– Это не имеет места в данном случае, Мина обожала Жюстена.

– Ну, так это дело подруги. Вот почему я сказал и повторяю: «Будем искать женщину!»

– Я начинаю склоняться к вашему убеждению, господин Жакаль, – начал Сальватор, наморщив лоб, как бы силясь сосредоточиться на каком-то неясном и подозрительном пункте.

– Я, конечно, – продолжал полицейский, – не сомневаюсь в целомудренности вашей Мины… Говоря «ваша Мина», я хочу сказать: Мина вашего школьного учителя… Я верю, что она, поступая в пансион, не внесла с собою никакого преступного начала, могущего испортить ее окружение. Тщательно воспитанная, она могла иметь в себе лишь сокровища доброты и искренности, которые она восприняла под опекой приютившей ее семьи. Но в пансионе на чистый благоухающий цветок столько дурных растений распространяют свои вредные испарения, что часто и без ведома цветка заражают его, делают беззаботным и легкомысленным. Никогда не надо ничего забывать, господин Сальватор, запомните это хорошенько. Ребенок лет десяти, однажды видевший невинные феерии в комическом театре Амбигю, если он мальчик, попросит в пятнадцать лет копье всадника для того, чтобы заколоть гигантов, стерегущих или преследующих принцессу его сердца. Если же это девочка, то она вообразит себя непременно этой принцессой, преследуемой своими родными, и употребит все силы, которые ей откроют чародей или фея, для того только, чтобы воссоединиться со своим обожателем, с которым их разъединили. Наши театры, наши музеи, наши стены, наши магазины, наши прогулки, – все это способствует возбуждению в сердце ребенка тысячи курьезов, которые, за неимением отца с матерью, объяснит ему всякий прохожий, всякая нянька. Все способно возбудить и поддерживать в ребенке эту страсть сознания, которая составляет зло детства: и мать, которая затрудняется объяснить дочке, зачем при входе в церковь красивый молодой человек предлагал святой воды молодой девушке; зачем в летний день парочка влюбленных целовалась в поле; зачем женятся, зачем ходить к обедне, когда другие не ходят; наконец, мать, которая не может открыть своей дочери ни одной из тайн, которые та видит мельком, – отсылает, испуганная ее любознательностью, в пансион, где она научается от старших сестер своих этим секретам, разрушающим и здоровье, и добродетель, и в свою очередь, передает позже своим младшим сестрам. Вот, мой дорогой Сальватор, вот каким образом молодая девушка, происходящая из самой честной семьи, вступает в пансион, неся в себе ядовитое семя, которое позднее заражает все поле!.. Так и доходит до того, что неразумная молодежь, не имея возможности удовлетворить своей, в большинстве ложной, фантазии, решается Бог знает на что!..

Молодой человек влюбляется в девушку, которая его и не успела полюбить еще; он не выжидает того, чтобы она его полюбила, и убивает себя! Молодая девушка любит молодого человека, который разлюбил ее, и на которого она рассчитывала, что он в качестве ее мужа поможет скрыть ей проступок ее любви к нему, тоже прибегает к самоубийству. Двое молодых людей любят друг друга, но родители отказываются повенчать их, и опять готово двойное самоубийство… Вот и сегодня я еду констатировать в Нижнем Медоне самоубийство мадемуазель Кармелиты и г-на Коломбо. Ну и что же…