Александр Дюма - Могикане Парижа

Тот совершенно бледный в первый раз прочел тихо, а затем вслух следующие строки:

Я получил наконец согласие моего отца, моих теток и всего моего семейства, и с будущего месяца я буду в Париже.

Никогда осужденный, слушая свой смертный приговор, не был более разбит и подавлен, чем бретонец, перечитывавший во второй раз громко письмо своего друга.

– Что с вами? – спросила Кармелита самым нежным голосом. – Отчего возвращение вашего друга приводит вас в такое оцепенение?

– Ах! Кармелита! Кармелита! – ответил бретонец. – Не спрашивайте меня!..

– Коломбо, – продолжала она, – почему вы так бледны и плачете?

– Потому что я умираю, Кармелита! – вскричал молодой человек, разрывая свой жилет, как будто задыхаясь.

– И вы умираете, Коломбо, – продолжала безжалостная Кармелита, – потому, что вы меня любите, не так ли?

– Я? – вскричал Коломбо, раскрывая испуганные глаза. – Я?.. Вас люблю?..

– Да, – отвечала просто Кармелита. – Отчего же нет? Я вас тоже очень люблю!

– Замолчите, замолчите, Кармелита!

– О, – сказала девушка, – я уже долго молчала, да и вы также! Мы уже давно питаем нашими сердцами эту змею, которая нас пожирает!

– Кармелита, – вскричал Коломбо, – я глупец!

– Нет, Коломбо, у вас благородное сердце, которое долго побеждало, но наконец побеждено.

– О! Кармелита, – бормотал Коломбо, – простите ли вы меня?

– Что же я вам должна простить, если я вас люблю, если я вас всегда любила.

– Молчите, Кармелита! – прервал ее Коломбо. – Вы это уже сказали, и я хотел бы иметь силу не слышать вас.

– В таком случае, – возразила Кармелита с яростью, – я вам повторяю: я вас люблю, Коломбо! Я вас люблю! Слышите: я вас люблю!

– Кармелита, я вас слышу! Ваше дыхание жжет меня!..

Он сделал над собою усилие, вскочил и отошел, шатаясь, от Кармелиты.

– Сестра моя! Сестра моя! Наша вина одинакова. Будем просить у Бога, чтоб он дал нам силу покориться судьбе.

– Что вы называете «покориться», друг мой? Я вас не понимаю.

– Вы должны выйти за Камилла…

– Чтобы я вышла за Камилла, любя вас и зная вашу любовь ко мне?

– Вы должны, вы должны! – вскричал с отчаянием Коломбо.

– Почему же должна? Скажите мне, Коломбо, – спросила девушка, – перед кем ответственна я за мою любовь на этом свете? Я одна – слава богу! Я единственный судья и ценитель моего поведения.

– Вы ошибаетесь, Кармелита: общество оценит ваше поведение, а Бог – ваш верховный судья… Вы богохульствуете!

– Я не богохульствую, Коломбо, я вас люблю!

– Кармелита, не будем считать наши желания и влечения за наши права и обязанности. Вы видите, куда это нас привело!

– Это упрек, Коломбо?

– О! – вскричал Коломбо, бросаясь к ее ногам. – Да накажет меня Бог, если я это думаю! По-моему, Кармелита, хоть у вас все страсти женщины, но вы так же чисты, как Ева в первый день творения.

– Коломбо! Коломбо! – сказала Кармелита, падая на канапе и положив обе свои руки на голову молодого человека, лицо которого она прижала к своим коленям. – Я оставляю в стороне мои права и мои обязанности и слушаюсь только голоса моего сердца. Что мне за дело, что придется отвечать перед Богом и перед людьми. Я знаю, что ответить людям и Богу, только бы я могла быть оправдана перед вами, друг мой… Я люблю, люблю вас, и знайте, что я забуду вас на этом свете только для того, чтобы думать о вас на другом.

– Но что же делать? Что делать?..

– А наконец-то вы делаетесь благоразумнее! – сказала Кармелита с горестным смехом, от которого дрожь пробежала по жилам Коломбо. – Что делать?.. О! Я думала уже давно, что нам остается делать!.. Есть только два исхода, Коломбо.

– Какие?

– Оставить этот дом, бежать, поселиться за границей, на краю света, хоть в Индии, или на островах океана, и жить забытыми всеми.

– А другой исход? – спросил Коломбо, доказывая этим, что он отвергает первый способ.

– Другой? – отвечала твердо Кармелита. – Умереть, Коломбо.

– О! – сказал бретонец, склоняя голову на ее колени.

– Не будучи в состоянии соединиться при жизни, – продолжала Кармелита, – мы, по крайней мере, соединимся, умирая.

– Вы оскорбляете Бога, Кармелита.

– Не думаю… Но, во всяком случае, Коломбо, я предпочитаю лучше вечно страдать с вами, чем быть соединенной с «ним», хотя бы на время.

– Это невозможно, Кармелита! Невозможно!

– Хорошо, силен всегда слабый… И теперь слабый будет силен за двоих.

Коломбо приподнял голову.

– Если я не в состоянии принадлежать вам, – потому что вы мне отказываете, Коломбо, – я не буду принадлежать и ему, потому что ему отказываю я. С завтрашнего же дня я поступаю в монастырь…

– О, нет, нет, я вас люблю, как безумный!.. Все, что вы хотите, Кармелита, все, все я сделаю!

– Эти слова очень важны, Коломбо, и прежде, чем на что-нибудь решиться, вам стоит обдумать. Я говорю как существо без имени, забытое, покинутое всем светом, без отца и матери, которые уже там. Вы же – последний потомок благородного семейства. У вас громкое имя, у вас есть отец, который вас обожает… Подумайте о вашем отце! Завтра вы скажете мне, к чему приведут вас эти размышления.

– Итак, до завтра, Кармелита.

– До завтра, Коломбо…

Следующий день был туманный и сумрачный. Мы видели конец его в первой главе этой книги, когда встретили на улицах Парижа Жана Робера, Людовика и Петрюса. Посмотрим теперь начало его.

Шел мелкий, пронизывающий дождь, воздух был холоден, небо – серое, мостовые – черны. Это был один из таких зимних дней, когда каждому точно не по себе, один из тех дней, когда грустно одному, еще грустнее вдвоем, когда кажется, что ум оцепенел так же, как и тело, в каком бы уголке кабинета человек ни уселся, в какое бы местечко своей любимой комнаты ни спря тался.

Вот в такой день молодые люди сошлись во флигеле Коломбо.

Виноградные лозы ярко горели в камине, но, насколько весел свет огня в зимние вечера, настолько же он печален утром, когда кажется неудачным подражанием, смеш ной подделкой солнца; он не блестит, не сверкает, а едва согревает.

Они оба сидели перед камином безмолвные, задумчивые, печальные, обмениваясь время от времени отрывистыми словами, какими обмениваются осужденные в ожидании палача.

Наконец, Кармелита решила начать разговор и сказала:

– Итак, он приедет завтра!

– Да, завтра, – повторил Коломбо.

– И мы еще не решили окончательно, друг мой, – сказала Кармелита.

– Как же, – отвечал Коломбо после минутного молчания, – я решил.

– В таком случае и я также, – сказала молодая девушка, протягивая руку бретонцу.

– Я умру, – сказал Коломбо.

– И я умру, – сказала Кармелита.

Коломбо побледнел.