Александр Дюма - Могикане Парижа

Монах протянул свою руку молодому человеку, который несмотря на попытку Доминика отдернуть ее, почти тельно поцеловал эту руку.

– Теперь, – начал Сальватор, – выслушайте меня, отец мой. Я не знаю, понадоблюсь ли я вам когда-нибудь; но клянусь именем всего, что существует святого, над трупом этого честного человека, который испустил последний вздох, клянусь вам, что жизнь, которой я вам обязан, принадлежит вам!

– Я принимаю вашу клятву, – отвечал серьезно монах, – хотя не знаю, как и когда оказал вам услугу, о ко торой вы говорите. Все люди – братья и созданы для того, чтобы помогать друг другу; когда вы мне понадобитесь, я приду к вам. Ваше имя и адрес?

Сальватор подошел к письменному столу Коломбо и написал имя и свой адрес на бумаге, которую передал монаху.

Доминиканец положил сложенную бумагу в карман, сел опять в изголовье Коломбо и продолжал свои молитвы.

Молодые люди взяли по очереди кропило, смоченное в святой воде, и окропили простыню, покрывавшую труп Коломбо; затем оба стали на колени в ногах постели и мысленно горячо читали молитвы.

Пока они молились, в комнату вошел человек, одетый в ливрею, указывавшую, что это лакей какого-нибудь богатого буржуазного дома.

– Сударь, – сказал он монаху, – я думаю, что я ищу именно вас.

– Что вы хотите от меня, друг мой! – спросил Доминик.

– Мой хозяин умирает, сударь, и так как священника в Ванвре нет дома, то он просит вас сделать милость прийти исповедовать его.

– Но, – отвечал Доминик, – я не чужой здесь. Молодой человек, около которого я молюсь, – друг мой, и я приехал сюда вследствие его письма, которое, к несчастью, слишком поздно пришло ко мне.

– Сударь, – возразил лакей, – я думаю, что хотя вы и не чужой здесь, но барину моему нужно, чтобы вы его напутствовали… Он очень, очень плох и г-н Пиллоу, хи рург, говорит, что ему нельзя терять времени.

Монах вздохнул и посмотрел на неподвижный труп, формы которого проступали сквозь простыню.

– Сударь, – продолжал лакей, – мой барин приказал мне, чтобы я умолял вас именем Бога, которого вы представляете, прийти к нему как можно скорее.

– Я бы, однако, очень не хотел оставлять это бедное тело, – сказал монах.

– Отец мой, – заметил Сальватор, – мне кажется, вы должны уделять ваши утешения живым прежде, чем ваши молитвы мертвым.

– Затем, – прибавил Жан Робер, – если вы хотите, чтобы кто-нибудь, сочувствующий великому несчастию, которое здесь случилось, оставался тут, я останусь.

– Сударь, – настаивал лакей, – что должен я сказать моему хозяину?

– Скажите ему, что я иду за вами, друг мой. Кого я должен спросить?

– Г-на Жерара. Первый встречный, которого вы спросите, укажет вам дом. Мой бедный хозяин…

– Ступайте, – сказал монах.

Лакей быстро ушел.

– Вы обещаете мне остаться здесь до моего возвращения? – спросил Доминик Жана Робера.

– Вы найдете меня там, где оставите, отец мой, – сказал поэт, – в ногах этой постели.

– И если у вас есть какие-нибудь дела или особенные поручения, – предложил Сальватор, – я постараюсь исполнить их как можно лучше.

– Я принимаю ваше предложение. Коломбо поручил мне позаботиться, чтобы его тело было положено рядом с телом той, которую он любил. Провидение допустило, чтоб был один труп вместо двух, и я, конечно, не могу исполнить желания моего друга. Этот труп должен быть как можно скорее удален с глаз несчастной Кармелиты, и я решил, что сегодня же в четыре часа я уеду в Бретань… Там его отец, он имеет право на труп своего сына и на мои утешения.

– В четыре часа, отец мой, труп, положенный в дубовый гроб, будет ждать вас в конце деревни в почтовом экипаже; все формальности будут совершены. Вам останется только занять свое место около него и ехать.

– Я беден, – сказал монах, – и имею с собой только деньги для моего личного проезда. Как же мне поступить?

– Не беспокойтесь, отец мой, – прервал его Сальватор. – Путевые издержки будут заплачены.

Монах подошел к постели, приподнял простыню, поцеловал Коломбо в лоб и вышел.

Через пять минут вошел Жакаль.

Он подошел к молодым людям, постоял минуту в нерешительности, засунув руки в карман, затем обратился в отдельности к Жану Роберу:

– Вы, кажется, поэт? – спросил он молодого человека.

– Да, сударь, по крайней мере, желаю быть им. Но по какому случаю спрашиваете вы меня об этом?

– А по случаю вот этого письма.

И он вынул из кармана письмо, которое показал Жану, но не отдал ему.

– Что это за письмо?

– А это письмо, которое было получено вчера вечером, – сказал Жакаль, – на котором позаботились написать два слова «очень нужное» и которое почтальон отдал вчера вечером в конце деревни садовнице Нанетте, а она увезла его в Париж в своем кармане. Если бы это письмо было прочитано вчера вечером теми, кому оно адресовано, то сделало бы их обоих счастливыми, вместо того, чтобы сделать одного мертвым, а другую привести в отчаяние! Читайте!

И он подал письмо Жану. Тот развернул его и прочел:

Мой милый Коломбо, моя милая Кармелита!

Не правда ли, вы будете очень довольны, очень счастливы, когда получите это письмо вашего друга Камилла Розана вместо того, чтобы увидать его самого?

Я слышу отсюда, как вы вскрикнете:

«О! Добрый, превосходный Камилл!»

Слушайте, мои дорогие, вот что пишет мне один из моих соотечественников, которому я когда-то говорил о желании жениться на вас, Кармелита:

«Мой дорогой Розан, твои друзья живут, как два голубка, не оставляя друг друга ни на минуту; они не только любят друг друга, я скажу больше: они обожают друг друга!

Я думаю, что ты их очень огорчишь, если вернешься. Будь же так же велик, как Александр, который уступил Апеллесу свою любовницу Кампасию. Я не скажу тебе: Уступи твою любовницу Кармелиту, но я говорю тебе: „Не разъединяй два сердца, которые небо создало друг для друга!“

Вот что написал мне мой соотечественник, дорогой Коломбо.

Кроме того, есть еще вещь, которую я уже знал, мой друг. Это та, что ты любил Кармелиту, и есть вещь, которую я знаю теперь: что и Кармелита любит тебя; кроме того, есть еще третья вещь, которую тымне сказал и которой я верю: что ты умрешь прежде, чем изменишь клятве, которую дал мне – заботиться о Кармелите, как о сестре.

Я не хочу, чтобы ты умер, мой бедный Коломбо! И вот почему я возвращаю тебе твое слово так же, как и слово Кармелиты. Будь счастлив, Коломбо! И если твоя жертва была тяжела для тебя, получи за нее величайшую награду, которую я могу тебе предложить; потому что теперь, в ту минуту, когда я расстаюсь с ней навсегда, я чувствую всю любовь, которую питал к Кармелите.

И так как я должен потушить эту любовь и поставить между моим сердцем и ею непреодолимую преграду, то я женился вчера вечером и из брачной комнаты пишу вам сегодня утром.