Милорад Павич - Невидимая сторона Луны (сборник)

– Скажи мне, какой сегодня день, только честно! – спросила она своего питомца, глядя на него, как змея на лягушку. Он смутился, покрылся каким-то странным потом и опять повернулся к ней задом.

Он привел ее к столу, вокруг которого стояли три зеленых стула; в мрачноватой комнате днем горела лампа, которую к ночи гасили, потому что по вечерам здесь никто не бывал. Через несколько минут они пили чай, Евстахия смотрела, как мальчик ногтями крошит кусок сахара в чашку, сосет пальцы, а затем записывает в новую тетрадку первые французские глаголы. Другая тетрадь лежала на столе напротив третьего стула, и Евстахия была разочарована, что второй ребенок не появился, потому что в объявлении и разговорах упоминалось о детях .

«Что-то здесь не то», – подумала она, продиктовала домашнее задание и вышла в дождь, наступая на «чертовы укусы», болевшие еще сильнее. Ступни ее, казалось, отваливаются.

Но не успели они отвалиться, как случилось нечто неожиданное. Месяц подходил к концу, настало время собачьих свадеб, и как-то утром на столе на Добрачиной улице она впервые обнаружила конверт со своим гонораром. Вместо пятидесяти тысяч в конверте лежало в два раза больше. Таким образом, ей заплатили не за одного, а за двух учеников.

– Что это за лишние пятьдесят тысяч? – спросила Евстахия мальчика.

– За Качунчицу.

– Не морочь мне голову, парень! За какую еще Качунчицу?

– У нас есть Качунчица.

– Ох, ты у меня сейчас получишь! Кто такая Качунчица?

– Моя сестра, – ответил мальчик и улыбнулся, растянув рот до ушей.

– А почему же твоя Качунчица не появляется?

– И мне хотелось бы это знать.

– Разве ты не знаешь?

– Не знаю. Я никогда ее не видел.

«Этот тоже не в себе», – подумала Евстахия и добавила вслух:

– Так Качунчица существует или нет?

– Родители говорят, что существует. Мама страшно злится, когда кто-нибудь сомневается. А я не знаю. Знаю только, что каждый день стол накрывают на четверых, хотя место Качунчицы всегда пусто, что на завтрак для нее варят четвертое яйцо и что про нашего пса Колю говорят, будто он – пес Качунчицы… У нее есть кровать, которую никогда не разбирают, но иногда мама снимает постельное белье, чтобы проветрить или постирать… Этой зимой меня переселили в другую комнату, потому что нельзя, чтобы мальчик и девочка в таком возрасте спали вместе…

Мальчик замолчал, и Евстахия видела, как он с отсутствующим видом смотрит на третий, пустой стул за круглым столом.

– Странно, правда? – добавил он, и Евстахия заметила, что левый глаз у него дважды моргнул при звуке «р».

«У них явно не все дома!» – пришла она к выводу, взяла все деньги и ушла.

Однако на следующий раз вместо мальчика ее встретила мать. Пока они проходили через галерею, мать мальчика дышала, чтобы уберечься от сырости, через волосы, но в комнате продемонстрировала такой французский, до которого Евстахии после ее несчастных четырех лет изучения было как до луны. Она усадила гостью за круглый стол и попросила на занятиях обращать особое внимание на то, что детям дается труднее. Во время разговора она то одним ухом, то другим к чему-то прислушивалась, опять упоминала детей , улыбка ее дрожала еще сильнее, а ногтями одной руки она вцепилась в край стола. Боль, словно пробор, буквально видна была на ее голове. Она говорила об уроках французского, а выглядело все так, будто речь идет о жизни и смерти.

«У меня уши завянут от жалости», – подумала Евстахия, слушая ее.

– Разумеется, в целом мы довольны успехами детей, – успокоила женщина Евстахию, – но обнаружилось, что у них есть определенные трудности с настоящим и прошедшим временем. Будущее время и сослагательное наклонение они, напротив, знают отлично. Не стоит на этом специально останавливаться…

Евстахия сидела на своей длинной косе и никак не могла понять, почему эта женщина, чей безупречный французский она только что слышала, не учит своих детей сама, а доверяет их чужому, не столь сведущему человеку. Между тем из солнечной гостиной в полумрак комнаты, где они сидели, вошел мальчик. Мать ушла, и Евстахия устремилась к виновнику их разговора. Она показала ему подбородком на место, своей ногой расплела его ноги под столом и схватила тетрадь с французскими глаголами, полная решимости погонять его по настоящему и прошедшему времени. Но в этот момент опять почувствовала, как стремительно растут ее ногти. Она посмотрела на них, увидела, что они и впрямь растут, и не смогла вспомнить ни одной буквы из правого столбца, по которому собиралась спрашивать. Открыла тетрадь и, читая оттуда, велела мальчику повторить настоящее и прошедшее время французских вспомогательных глаголов. Ученик знал их в совершенстве, и Евстахия Зорич удивилась.

– Все знаешь, а в школе сидишь как в рот воды набрал. В чем дело? Твоя мать на тебя жалуется!

– Не на меня, а на Качунчицу…

– Ты опять?

– Мама говорит, что Качунчица отлично знает будущее время, сослагательное наклонение и деепричастия, но никак не может выучить настоящее и прошедшее время, ну те, что в правом столбике. Не знаю, почему, ведь это так просто, гораздо проще всего остального… Мама говорит, что вы здесь как раз для того, чтобы вытащить Качунчицу из болота…

Евстахия посмотрела на мальчика, задумчиво опоясалась косой и вышла. На следующее утро она проснулась с ощущением, что язык у нее раздвоился, как у змеи, но чувствовала она только его левую половину, правая ни на что была не годна. Она встала, надушилась «Дикой водой», смахнула косой пыль со стола и принялась готовиться к защите диплома. Сначала подготовка шла неплохо, но затем застопорилась. Она тоже теперь не знала настоящее и прошедшее время французских глаголов, а различие между давнопрошедшим совершенным и давнопрошедшим несовершенным и вообще перестала понимать. Короче говоря, особую трудность вызывали у нее примеры с правой стороны тетради. Левая сторона, наоборот, становилась все яснее, и она никогда так хорошо не владела будущим временем французского языка, сослагательным наклонением и деепричастиями настоящего времени. Особенно ее заинтересовало второе будущее время. Она поняла, что некоторые люди грызут время, начиная с ближайшего настоящего, и доходят так до конца, но есть и такие, что, как жуки-древоточцы, вгрызаются в него где-то посередине, оставляя после себя дырки. После этих мыслей ей почудилось, что у нее на голове два вида волос, и она решила передохнуть…

В шкафу Евстахия нашла платье с пятном от напитка, пролитого в первый день на Добрачиной улице, и отнесла в химчистку.

«Напугай человека и увидишь животное! – думала она по пути. – Поэтому, если тебя напугали, обрати внимание на то, чт́о в тебе первым реагирует на опасность и неожиданность: голос, рука, мысль, взгляд, волосы, слюна, изменившая вкус… И заруби себе это на носу, пока не поздно. Это твои сторожа, твой аванпост, первый сигнал о том, что тебе что-то угрожает…»