Милорад Павич - Невидимая сторона Луны (сборник)

Когда здание наконец было построено и строители заделали то отверстие в куполе, через которое зодчему полагалось взглянуть на звезду и полумесяц, он еще раз вернулся в Святую Софию и залюбовался ее неизмеримой высотой.

Наверху в темноте под куполом виднелось что-то округлое и белое, прикрепленное к цепи, с помощью которой подвешивались лампады. Он долго смотрел туда и недоумевал, пока наконец не понял, что это такое. Это было страусиное яйцо. Не зная чему, но зная, кому оно служит, он приказал подвесить два таких же страусиных яйца в новой мечети.

Потом он вошел в только что построенное здание, хлестнул длинным бичом, посчитал, сколько раз откликнулось эхо, и опять вернулся в Святую Софию. Сосчитал отзвуки от удара бича и там, и их оказалось на десять больше, чем было в мечети.

Тогда он приказал заделать в своды нового здания четыре больших горшка из обожженной глины, и горшки эти дали мечети нужное число отзвуков, а кроме того, в них сразу же начала скапливаться гарь от лампад, которую потом счищали и делали из нее лучшую в государстве тушь. А страусиные яйца отпугивали пауков, и в мечети и по сей день нет паутины.

И вот зодчий повесил в дверях двойной кожаный занавес, приказал постелить на камни бухарские ковры и упал ничком перед султаном, преподнося ему Голубую мечеть.

По пути домой зодчий продолжал видеть во сне, как он заходит в приделы и осматривает фундамент Святой Софии, как измеряет своей веревкой с узлами пропорции и размеры Мудрости и как куда-то везет их за пазухой верхом на верблюде. Он снова видел во сне каждый кусочек каменной Мудрости. А просыпался со странным чувством недомогания, будто в нем что-то изменилось, будто он оказался где-то среди дырявых снов. Он не мог найти себе место в собственной прежней жизни. Он был теперь не таким, как раньше. А когда его сны стали понемногу слабеть, он все равно продолжал ощущать в себе какую-то странную болезнь. И он отправился искать снадобье от своего недуга, блуждая от лекаря к лекарю и жалуясь на то, что стареет слишком медленно и с большими усилиями.

В конце концов один укротитель растений сказал ему:

– У каждой смерти есть отец и мать. Виновник твоего недуга не мать твоей смерти, а отец твоей смерти.

– Что это значит? – спросил зодчий.

– Это значит, что тебе не надо искать снадобье у лекаря, потому что болезнь твоя не телесная.

И тогда зодчий вернулся туда, откуда он начал свое путешествие по свету, к тому муфтию, который провожал его в Стамбул. И рассказал ему все о своей беде.

Какое-то время муфтий смотрел на него, точнее, как два близоруких черных глаза, смотрели ноздри муфтия. Потом муфтий без колебаний сказал:

– Я знаю, что с тобой.

– Что? – вскричал зодчий.

– Ты стал христианином.

– Христианином? Но я неграмотный, и ноги моей никогда не было в христианском гяурском храме, кроме как когда…

И тут зодчий поперхнулся так сильно, что муфтию пришлось ударить его книгой по спине.

– А есть какое-нибудь лекарство? – взмолился перепуганный зодчий.

– Есть, но добраться до него так же трудно, как до души человеческой. Ты должен найти другого султана и такую же большую мечеть, как Голубая мечеть в Константинополе. И там, где ты ее найдешь, в Дамаске или в Иерусалиме, это все равно, ты должен будешь, находясь в этой мечети десять лет и постоянно глядя на нее, построить точно такую же, как она, церковь с крестом наверху, или синагогу, или что-нибудь другое, хоть баню, если тебе так больше нравится…

Но тот, кто от себя излечится, пропадет.

Тот самый Плакида, который добыл на охоте оленя с крестом на голове вместо рогов, однажды охотился рядом с морем. Он шел по следу, казавшемуся необычным и его разуму, и его опыту. Передние ноги зверя, которого он преследовал, оставляли следы как у птицы, а задние – отпечатки лап. Рыбий хвост заметал следы.

От песка пахло водорослями и ракушками, от воспоминаний воняло, как обычно, и он не знал, хочется ему поймать этого зверя или нет. Он боялся и себя, и его. И тогда он перекрестил след и прочитал одну из тех молитв, которые заставляют животное показаться охотнику. Молитву, которая похожа на сеть. Но добыча не появлялась, и таким образом Плакида узнал, что перед ним нечисть, на которую прочитанная молитва не действует. Он оставил охоту и вернулся домой, потому что было уже поздно. Утром он снова пошел выслеживать зверя, встретил одного торговца и рассказал ему что и как. Торговец почесал бороду и сказал:

– Когда подражаешь золоту, в золото не превращаешься, когда подражаешь нечисти, превращаешься в нечисть.

У Плакиды на лбу была морщина, завязанная буквой «гамма», красивые теплые глаза, а на ресницах всегда немного снега. Он улыбнулся, показав три ямочки на лице цвета кукурузной лепешки, и пошел за добычей. У него появился план, основанный на том, что, судя по передним ногам, зверь имел особенности и повадки птицы. Плакида давно охотился на птиц и хорошо знал их природу. Он начал посвистывать и представлять себе, чт́о бы он чувствовал на месте какого-нибудь пернатого, как бы вел себя в тех или иных обстоятельствах, когда бы пустил в ход свой клюв, а когда бы вспорхнул и улетел. Но этим, конечно, дело не кончилось. Звезды дымились, следы иногда терялись, а на песке вскоре остались только отпечатки лап. Словно какое-то существо, передвигавшееся на задних лапах, вроде медведя, тащило птицу в зубах. Плакида заворчал, как будто он сам нес в зубах ту часть себя, которая была птицей. Он стал вести себя как высокий и тяжелый хищник, оставляющий за собой глубокие следы. Потом следы исчезли, и Плакида взобрался на дерево и увидел, что высоко над землей ветки были ободраны. Царапины, казалось, были нанесены чем-то металлическим, как будто вместо когтей на лапах у зверя были твердые лезвия. А потом животное снова опустилось на все четыре лапы и стало заметать следы птицы и зверя, волоча за собой рыбий хвост. След исчезал в реке. Плакида молчал как рыба, старался сделать свои глаза неподвижными, а на руках ощутить чешую. Теперь он боялся, как никогда раньше. Он чувствовал, что животное взглядом может передать ему свою болезнь. А то, что он преследует больное животное, не вызывало сомнений. У Плакиды было достаточно охотничьего опыта, чтобы сделать такой вывод.

И вот однажды утром он увидел место, где животное переночевало. Оно положило на песок свою щеку и оставило отпечаток. Было ясно видно острое, как серп, дьявольское ухо, на котором нечисть спала ночью. Плакида уже хорошо овладел мастерством подражания рыбе, медведю и птице, и вот теперь он должен был воплотиться в того, кто соединил их всех под двумя дьявольскими ушами. И он принялся почесывать лапы когтями, рулить рыбьим хвостом, носясь, как по небу, по светящемуся песку; лежа на лугу, острыми ушами сгонять с цветов пчел. Но все было напрасно. Он не мог ни настичь животное, ни превратиться в нечистую силу, которой подражал и которую преследовал. Однако это подражание заставило его настолько глубоко войти в роль, что один раз он почувствовал, как зверь нашел внутри себя что-то вроде лестницы и начал спускаться по ней ступенька за ступенькой.