О. Генри - Короли и капуста (сборник)

Поэтому Мэйда, девушка с огромными карими глазами и волосами цвета корицы, продавщица из галантерейного магазина «Улей», обратилась к Грэйс, девушке с брошкой из искусственных брильянтов и с ароматом мятных конфет в голосе, с такими словами:

– Я хочу себе пурпурное платье – сошью себе у портного ко Дню благодарения.

– Ой, правда? – отозвалась Грэйс, откладывая несколько пар перчаток размера семь с половиной в коробку с размером шесть на три четверти. – А я вот хочу красное. На Пятой авеню все-таки гораздо больше красного, чем пурпурного. И все мужчины от него без ума.

– Мне больше нравится пурпурный, – возразила Мэйда. – А старый Шлегель пообещал мне сшить его за восемь долларов. Должно получиться очень мило. Юбка в складку, лиф отделан серебряным галуном, белый воротник и в два ряда…

– Промахнешься! – заявила Грэйс, подмигивая с видом знатока.

– …и по белой парчовой вставке в два ряда тесьма, и баска в складку, и…

– Промахнешься, промахнешься! – повторила Грэйс.

– …и пышные рукава в складку, и бархотка на манжетах. Что ты имеешь в виду?

– То, что мистер Рэмси не любит пурпурный. Я сама слышала, вчера он сказал, что он без ума от насыщенных оттенков красного.

– А, мне все равно, – сказала Мэйда. – Мне больше нравится пурпурный, а кто не согласен, может не смотреть.

Все это наводит на мысль, что в конце концов даже поклонники пурпурного цвета могут слегка заблуждаться. Крайне опасно, когда девица думает, что она может носить пурпур независимо от цвета лица и от мнения окружающих, и когда императоры думают, что их пурпурные одеяния нетленны.

В результате восьми месяцев экономии Мэйда выгадала восемнадцать долларов. Они пошли на покупку материала на платье и оплату Шлегелю за пошив в четыре доллара. За день до Дня благодарения у нее будет достаточно денег, чтобы заплатить оставшиеся четыре доллара. И она встретит праздник в новом платье – что на свете может быть чудеснее?

Ежегодно в День благодарения хозяин галантерейного магазина «Улей», старый Бахман, давал своим служащим обед. Все оставшиеся 384 дня в году, за исключением воскресений, он напоминал им о прелестях прошлого банкета и распинался о роскошествах грядущего, тем самым поощряя и распаляя их рабочий энтузиазм. Обед проходил в магазине, за одним из длинных столов посреди комнаты. Витрины завешивались оберточной бумагой, и через черный ход вносились индейки и другие вкусные вещи, закупленные в угловом ресторанчике. Вы, конечно, понимаете, что «Улей» вовсе не был фешенебельным универсальным магазином со множеством отделов, лифтов и манекенов. Он был настолько мал, что мог считаться просто большим магазином; туда вы могли спокойно войти, купить все, что надо, и благополучно выйти. И за обедом в День благодарения мистер Рэмси всегда…

Вот черт!.. Сначала следовало бы вам рассказать, кто такой мистер Рэмси. Он гораздо важнее, чем пурпурный цвет, или оливковый, или даже чем красный клюквенный соус.

Мистер Рэмси был управляющим магазином, и я о нем самого высокого мнения. Он никогда не прижимал продавщиц по темным углам магазина и не пощипывал их за ручки, а когда случались простои в работе, он им рассказывал разные истории, и девушки хихикали и фыркали, только это вовсе не означает, что он угощал их непристойными анекдотами. Помимо того, что он был джентльменом, мистер Рэмси обладал еще некоторыми оригинальными качествами. Он был помешан на здоровье, и вбил себе в голову, будто ни в коем случае не следует делать то, что считается полезным. Он решительно протестовал, если кто-нибудь удобно устраивался в кресле, или искал приюта от снежной бури, или носил галоши, или принимал лекарства, или еще как-нибудь лелеял собственную свою персону. Каждая из десяти девушек в магазине грезила перед сном об участи миссис Рэмси, и мечты эти имели вкус свиной отбивной с жареным луком. Потому что старый Бахман собирался на следующий год сделать его своим компаньоном и каждая из них знала, что уж если она-то подцепит мистера Рэмси, то выбьет из него все его дурацкие идеи насчет здоровья еще прежде, чем перестанет болеть живот от свадебного пирога.

Мистер Рэмси был мастером по части званых обедов и церемоний. Каждый раз приглашались два итальянца – скрипач и арфист, – и после обеда все немного танцевали.

И вот два платья призваны его покорить. Два: одно пурпурное, а другое красное. Конечно, и другие девушки выдумывают платья, но они не в счет. Скорее всего на них будет что-нибудь наподобие блузки да черной юбки – ничего, что можно было бы сравнить с пурпурным или красным.

Грэйс тоже подкопила денег. Она хотела купить готовое платье. Зачем вся эта головная боль с пошивом? Если у тебя хорошая фигура, всегда легко найти что-либо подходящее, только в талии приходится ушивать – готовые платья почему-то всегда так широки в талии.

Настала ночь накануне Дня благодарения. Мэйда спешила домой, радостная и воодушевленная предвкушением счастливого завтра. Она мечтала о своем темном пурпуре, но мечты ее были светлые – светлое, восторженное стремление юного существа к радостям жизни, без которых юность так быстро увядает. Она была уверена, что пурпурный ей к лицу, и, самое главное – в тысячный раз уверяла себя, что пурпурный больше понравится мистеру Рэмси, чем красный. Она должны была сначала зайти домой, чтобы взять четыре доллара, завернутые в бумагу и припрятанные в дальнем ящике комода, а потом заплатить мистеру Шлегелю и забрать платье.

Грэйс жила в том же доме. Ее комната была над комнатой Мэйды.

Дома Мэйда застала шум и переполох. Во всех закоулках было слышно, как язык хозяйки раздраженно трещал и тарахтел, будто сбивал масло в маслобойке. Через несколько минут Грэйс спустилась к Мэйде вся в слезах, с глазами краснее, чем любое платье.

– Сказала, чтобы я выметалась, – проскулила Грэйс. – Старая карга. Из-за того, что я должна ей четыре доллара. Выставила мои вещи в прихожую и заперла дверь. А мне некуда идти. И ни цента денег.

– У тебя же были вчера, – сказала Мэйда.

– Я отдала их за платье, – ответила Грэйс. – Думала, она подождет до следующей недели с оплатой.

Рыдания, рыдания, всхлипы, рыдания… Из ящика показались – не могли не показаться – четыре доллара Мэйды.

– Прелесть ты моя, дорогая! – лицо Грэйс засияло, как радуга после дождя. – Пойду отдам деньги старой подлой карге и примерю свое платье. Оно божественно! Заходи, посмотришь. Я верну деньги, по доллару в неделю – честное слово.

День благодарения.

Обед был назначен на полдень. В четверть двенадцатого Грэйс впорхнула в комнату Мэйды. Действительно, она была обворожительна. Красный ей очень шел. Мэйда, сидя у окна в старой шевиотовой юбке и синей блузке, штопала чу… О, занималась изящным рукоделием.