Бенедикт Спиноза - Этика

Тем, что сказано выше, я разъяснил природу Бога и его свойства, а именно: что он необходимо существует; что он един; что он существует и действует лишь по одной необходимости своей природы; что он есть свободная причина всех вещей и, таким образом, что все существует в Боге и так от него зависит, что без него не может ни существовать, ни быть представлено, и, наконец, что все было предопределено Богом, но не по свободе воли или неограниченному произволу, но по абсолютной природе Бога или по его бесконечному могуществу.

Во всех случаях я старался устранять предрассудки, которые могли бы мешать пониманию моих доказательств. Но так как осталось еще немало предрассудков, которые могли и могут мешать тому, чтобы люди поняли связь вещей так, как я ее объяснил, то я посчитал необходимым подвергнуть их испытанию рассудка. И так как все предрассудки, которые я предполагаю показать здесь, зависят от того одного предрассудка, согласно которому люди предполагают, что все вещи в природе, подобно им самим, действуют для какой-нибудь цели, и даже утверждают; что и сам Бог направляет все к известной определенной цели (ибо они говорят, что Бог сотворил все для человека, а человека сотворил для того, чтобы он почитал его), – то я прежде рассмотрю один этот предрассудок, т. е. исследуя, во-первых , причину, почему многие свыкаются с этим предрассудком и почему все от природы так предрасположены принимать его; затем покажу его ложность и разъясню, каким образом произошли из него предрассудки о добре и зле, о заслуге и грехе, о похвале и порицании, о порядке и смешении, о красоте и безобразии и других вещах того же рода. Но здесь не место выводить это из природы человеческого духа. Достаточно, если я приму за основание то, с чем все должны быть согласны, а именно то, что все люди рождаются, не зная причин вещей, и что у всех есть стремление искать то, что для них полезно, и они сознают это. Из всего этого следует, во-первых, что люди воображают себя свободными, потому что сознают свои желания и свои стремления, тогда как о причинах, которые располагают их к желаниям и стремлениям, поскольку они им неизвестны, они и во сне не думают. Следует, во-вторых, что люди делают все для какой-нибудь цели, а именно для пользы, шторой они желают. Отсюда следует, что они всегда желают знать только конечные причины совершившихся действий, и если услышат о них, то на этом и успокаиваются, потому что у них нет причины к дальнейшим сомнениям. Бели же об этих причинах они не могут услышать от других, то им ничего не остается, как обратиться к самим себе и подумать о целях, какими они сами обычно определяются к подобным действиям; таким-то образом по своим свойствам они соответственно судят о свойствах другого. Далее, так как они в себе и вне себя находят немало средств, которые содействуют им в достижении пользы, например глаза, чтобы видеть, зубы, чтобы жевать, растения и животные, чтобы ими питаться, солнце, чтоб их освещать, море для того, чтоб питать рыб и проч., то отсюда и произошло, что они смотрят на все вещи в природе как на средства для своей пользы. Но так как они знают, что все эти средства ими найдены, но не ими приготовлены, то отсюда они получили повод думать, что есть кто-то другой, кто приготовил эти средства для их пользы. Ибо, приняв вещи за средства, они не могли думать, что эти вещи сделались сами собой; но по средствам, которые они обычно готовят сами для себя, они должны были прийти к заключению, что есть один или несколько правителей природы, одаренных человеческой свободой, которые обо всем для них позаботились и все сделали для их пользы. И об их свойствах, так как о них они никогда ничего не слышали, они должны были судить по своим собственным; и на этом основании они решили, что боги все направляют на пользу людям, чтобы этим привязать к себе людей и пользоваться их наибольшим почтением. Из этого следовало, что каждый по своему характеру придумал различные способы почитать Бога, чтобы Бог любил его больше других и направлял всю природу к удовлетворению его слепых пожеланий и ненасытной жадности. И таким образом этот предрассудок обратился в суеверие и пустил в умах глубокие корни; а это и было причиной того, что каждый с особенным рвением старался понять конечные причины всех вещей и объяснить их. Но, стараясь показать, что природа ничего не делает напрасно (т. е. ничего такого, что не служило бы пользе людей), они, по– видимому, ничего другого не показали, кроме того, что природа и боги бредят так же, как и люди. Посмотри, пожалуйста, к чему, наконец, это привело! Но кроме стольких полезных вещей в природе, люди должны были найти немало и неудобств, каковы: бури, землетрясения, болезни и проч., и они решили, что эти неудобства произошли вследствие того, что боги были разгневаны оскорблениями, нанесенными им людьми, или промахами, учиненными в их культе; и хотя ежедневный опыт опровергал это и бесчисленными примерами доказывал, что удобство и неудобство одинаково достаются как благочестивым, так и нечестивым, но они все-таки не отказывались от застарелого предрассудка. Ибо для них удобнее было в числе многого неизвестного, пользы чего они не знали, удерживать и это и таким образом оставаться в своем настоящем и врожденном состоянии невежества, чем разрушать все это здание и придумывать новое. Поэтому они приняли за несомненное, что решения богов далеко не превышают человеческое разумение. И эта мысль, конечно, была бы единственной причиной того, что свет истины вечно оставался бы сокрытым для человеческого рода, если бы математика, которая занимается не целями, а только сущностями и свойствами форм, не показала людям другой нормы истины. Но и кроме математики можно было бы указать другие причины (перечисление их излишне), которые могли бы обратить внимание людей на эти общие предрассудки и привести их к истинному познанию вещей.

Этим я достаточно объяснил то, что обещал показать в первом пункте. А чтобы показать, что природа не имеет никакой предначертанной цели и что все конечные причины суть только выдумки людей, для этого нужно немногое. Ибо я думаю, что это уже достаточно ясно как из оснований и причин, которыми я разъяснял происхождение этого предрассудка, так и из пол. 16 и короллариев пол. 32 и, кроме того, из всего, чем я доказывал, что все в природе развивается по вечной необходимости и с высочайшим совершенством. К этому, впрочем, я еще прибавлю, что эта доктрина о целях совершенно извращает природу. Ибо то, что на самом деле есть причина, она считает действием, и наоборот; затем, то, что в природе предшествует, она делает последующим; и наконец, то, что есть высочайшее и совершеннейшее, делает несовершеннейшим. На самом деле (опуская два первых пункта, которые ясны сами собой), как следует из положений 21, 22 и 23, то действие есть совершеннейшее, которое производится Богом непосредственно, и чем более что-либо требует посредствующих причин для своего произведения, тем оно несовершеннее. Но если вещи, которые непосредственно произведены Богом, созданы по той причине, чтобы Бог мог достигнуть своей цели, тогда необходимо, чтобы эти последние вещи, из-за которых произведены те первые, были совершеннейшими из всех. Затем это учение уничтожает совершенство Бога; ибо если Бог действует для цели, то это соответственно значит, что он чего-нибудь желает, чего у него нет. И хотя богословы и метафизики делают различие между целью потребности и целью уподобления, однако признают, что Бог делал все для себя, а не для вещей, которые должны были быть созданы, так как они не могут указать прежде творения, кроме Бога, ничего другого, для чего действовал бы Бог; поэтому они вынуждены признать, что Бог не имел того, для чего он пожелал приготовить средства, и что он стремился к этому, как ясно само собой. Здесь нельзя оставить без внимания и того, что последователи этой доктрины, желавшие показать свой ум в придумывании целей вещей, для того, чтобы доказать свое учение, изобрели новый способ доказательства, а именно – посредством доведения противников не к невозможному, а к незнанию, – что показывает, что для этого учения не было никакого другого средства аргументации. Если, например, с крыши упал камень и убил кого-нибудь, то они этим своим способом будут доказывать, что камень упал для того, чтобы убить человека. Ибо если бы он, по воле Божией, не упал с этой целью, то каким образом могло бы случайно соединиться столько сошедшихся обстоятельств (часто действительно стекается вместе много обстоятельств)? Если ты, быть может, ответишь, что это случилось потому, что дул ветер и человек в то время проходил мимо, то они возразят, а почему же тогда дул ветер и почему же именно человек проходил мимо как раз в то время? Если бы им опять ответить, что ветер поднялся оттого, что море накануне, еще при тихой погоде, уже начинало волноваться и что человек шел по приглашению к своему другу, то они снова спросят – ибо нет конца их вопросам – почему же волновалось море и почему человек был приглашен в это время? И так далее они не перестанут спрашивать о причинах причин до тех пор, пока не дойдут до воли Божьей, т. е. до убежища невежества. Так же точно, видя устройство человеческого тела, они приходят в изумление и из того, что они не понимают причин такого искусного строения, они выводят заключение, что оно сделано не механическим, а божественным или сверхъестественным искусством, и устроено так, чтобы одна часть не вредила другой. Отсюда происходит, что всякий, кто ищет истинных причин этих чудес и старается понять вещи в природе как ученый, а не просто удивляется им как дурак, сплошь да рядом считается еретиком и нечестивцем и провозглашается таковым со стороны тех, которым народ поклоняется как истолкователям природы и богов. Ибо они знают, что по устранении невежества уничтожится и тупое изумление, т. е. единственное, каким они обладают, средство для их аргументации и для поддержания их авторитета. Но я оставляю это и перехожу к тому, что я намерен был сделать в третьем пункте.