Бенедикт Спиноза - Этика

Здесь, без сомнения, читатели остановятся и припомнят многое, что их заставит остановиться; поэтому прошу их, чтобы они продолжали и шли со мной медленным шагом и не произносили суждения обо всем этом до тех пор, пока не прочитают всего.

Все, что случается в предмете идеи, составляющей человеческую душу, должно быть воспринимаемо человеческой душой, другими словами, о том необходимо будет в душе идея; т. е. если предмет идеи, составляющей человеческую душу, будет тело, то ничего не может случиться в этом теле, что не было бы воспринимаемо душой.

Ибо обо всем, что случается в предмете каждой идеи, необходимо есть познание в Боге (по королл. пол. 9 этой части), поскольку он рассматривается как подвергшийся действию идеи того же предмета, т. е. (по пол. II этой части) поскольку он составляет душу какой-нибудь вещи. Следовательно, все, что ни случается в предмете идеи, составляющей человеческую душу, о том необходимо существует познание в Боге, поскольку он составляет природу человеческой души, т. е. (по королл. пол. II этой части) познание того необходимо будет в душе, или душа воспринимает его, – что и требовалось доказать.

Это положение следует также и яснее понимается из схолии пол. 7 этой части, что и смотри.

Объект идеи, составляющей человеческую душу, есть тело или известный существующий актуально модус протяжения, и ничто другое.

Ибо если бы тело не было объектом человеческой души, то идеи производимых на тело впечатлений не существовали бы в Боге (по королл. пол. 9 этой части), поскольку он составляет нашу душу, а поскольку он составляет душу другой вещи; т. е. (по королл. пол. 11 этой части) идеи производимых на тело впечатлений не существовали бы в нашей душе. Но мы (по акс. 4 этой части) имеем идеи производимых на тело впечатлений. Следовательно, предмет идеи, составляющей человеческую душу, есть тело, и притом (по пол. II этой части) существующее актуально. Потом, если бы кроме тела был еще другой объект души, то, так как (по пол. 36 ч. 1) не существует ничего, из чего не вытекало бы какого-нибудь действия, то в нашей душе (по пол. II этой части) необходимо была бы идея какого-нибудь его действия. Но (по акс. 5) никакой идеи этого объекта нет в нашей душе. Итак, объект нашей души есть существующее тело и ничто другое, – что и требовалось доказать.

Из этого следует, что человек состоит из души и тела и тело человеческое существует так, как мы его чувствуем.

Из этого мы видим не только то, что человеческая душа соединена с телом, но и то, как нужно понимать это соединение души с телом. Никто не может вполне или отчетливо понять его, если прежде не узнает вполне природы нашего тела, ибо то, что мы до сих пор показали, имеет очень общий характер и приложимо к людям не более, чем к остальным индивидуумам, которые все одушевлены, хотя и в различной степени. В самом деле, идея каждой вещи, которой Бог есть причина, так же необходимо должна быть в Боге и таким же образом, как и идея человеческого тела; и потому все, что мы сказали об идее человеческого тела, должно применяться необходимо к идее всякой вещи. Однако же нельзя отрицать, что идеи, так же как и сами предметы, разнятся между собой, и одна из них совершеннее другой и имеет больше реальности, так же как и предмет одной совершеннее предмета другой и содержит в себе больше реальности. И потому, чтобы определить, чем человеческая душа отличается от других и чем она превосходит других, нам необходимо знать природу ее предмета, т. е. человеческого тела. Но я не могу здесь разъяснить эту природу, и притом это и необходимо для того, что я хочу доказать. Впрочем, я скажу вообще, что чем какое-нибудь тело способнее других больше действовать и страдать одновременно, тем и душа его способнее других больше воспринимать в одно время, и чем больше действия какого-нибудь тела зависят только от него одного и чем менее другие тела содействуют ему в его деятельности, тем больше способна его душа к отчетливому пониманию. Отсюда мы можем познать превосходство одной души над другой, а также видеть и причину, почему мы имеем лишь очень смутное познание о нашем теле, и многое другое, что я дальше из этого выведу. По этой причине я счел стоящим труда тщательнее изложить и доказать это, для чего необходимо предварительно сказать немного о природе тел.

Все тела или движутся, или находятся в покое.

Каждое тело движется то медленнее, то скорее.

Тела различаются между собой относительно движения и покоя, скорости и медленности, но не относительно субстанции.

Первую часть этой леммы я считаю ясной саму по себе. А почему тела не различаются относительно субстанции, это явствует как из пол. 5, так и из пол. 8 части 1, но еще яснее из того, что сказано в схолии положения 15 части 1.

Все тела чем-нибудь схожи между собой.

Все тела схожи именно тем, что они содержат в себе представление одного и того же атрибута (по опр. 1 этой части), затем тем, что они могут двигаться то медленнее, то быстрее, и, абсолютно, то двигаться, то находиться в покое.

Движущееся или покоящееся тело должно было быть приведено в движение или покой другим телом, которое также было приведено в движение или покой другим, а это – еще другим, и так до бесконечности.

Тела (по опр. 1 этой части) суть отдельные вещи, которые (по лемме 1) различаются между собой движением и покоем; поэтому (по пол. 28 ч. 1) каждое из них должно было быть приведено в движение или покой другой отдельной вещью, а именно (по пол. 6 этой части) другим телом, которое (по акс. 1) также или движется, или находится в покое. Но это последнее (по тому же основанию) не могло двигаться или находиться в покое иначе как если оно было приведено в движение или покой другим телом, а это (по тому же основанию) – опять другим, и т. д. до бесконечности, – что и требовалось доказать.

Из этого следует, что движущееся тело до тех пор будет двигаться, пока оно не будет приведено в покой другим телом; и тело покоящееся до тех пор будет находиться в покое, пока не будет приведено в движение другим. Это ясно само собой. Действительно, когда я предполагаю, что какое-нибудь тело, например А, находится в покое, и не обращаю внимания на другие движущиеся тела, то я ничего другого не могу сказать о теле А, кроме того, что оно находится в покое. Если же тело А начнет двигаться, то это, конечно, не может произойти потому, что оно находилось в покое; ибо из этого могло произойти только то, чтобы тело А находилось в покое. Если же, напротив, мы предположим, что А движется, и постоянно будем иметь в виду только А, то мы ничего не можем утверждать о нем, кроме того, что оно движется. Если же А находится в покое, то это, конечно, не могло произойти вследствие движения, которое оно имело; ибо из движения не могло произойти ничего другого, кроме того, чтобы А двигалось. Следовательно, это происходит от вещи, которой не было в А, именно от внешней причины, которая привела его в состояние покоя.