Бенедикт Спиноза - Этика

Все идеи, вытекающие в душе из идей, которые в ней полны, сами тоже полны.

Это ясно. Ибо когда мы говорим, что в человеческой душе идея вытекает из идей, которые в ней полны, то выражаем этим не что другое, как то (по королл. пол. 11 этой части), что в самом божественном разуме есть идея, причина которой есть Бог не поскольку он бесконечен и не поскольку он испытывает действие идей многих отдельных вещей, но лишь поскольку он составляет сущность человеческого духа.

Этим я объяснил причину понятий, которые называются общими и которые служат основаниями для наших умозаключений. Но есть еще другие причины некоторых аксиом или понятий, которые следовало бы объяснить нашим методом. Из них бы выяснилось, какие понятия полезнее других и вряд ли полезны; затем – какие общи и какие ясны и отчетливы только для тех людей, которые не заражены предрассудками, и какие, наконец, имеют плохие основания. Кроме того, выяснилось бы, откуда берут начало те понятия, которые называются вторичными и, следовательно, аксиомы, которые на них основываются, и многое другое, о чем я некогда размышлял. Но так как я предназначил это для другого трактата, и чтобы не возбуждать скуки излишними подробностями об этом предмете, я решил не говорить здесь о нем. Впрочем, чтобы не опустить того, что необходимо знать, я кратко скажу еще о причинах, от которых берут свое начало термины, называемые трансцендентальными, каковы: существо, вещь, нечто. Эти термины происходят от того, что человеческое тело, так как оно ограничено, способно отчетливо образовать в себе одновременно только известное число образов (что такое образ, я объяснил в схолии пол. 17 этой части); если количество образов превышает это число, то образы начинают смешиваться; а если количество образов сильно превышает число образов, способных отчетливо образоваться одновременно, то они все совершенно смешиваются между собой. А если это так, то из ко– ролл. пол. 17 и пол. 18 этой части следует, что человеческая душа может сразу отчетливо вообразить столько тел, сколько может одновременно образоваться в ее теле образов. Но как только образы в теле совершенно смешиваются, то и душа будет воображать все тела смешанно, без всякого различения их, и представлять их как бы под одним атрибутом, а именно под атрибутом существа, вещи и проч. Можно это вывести также и из того, что образы не всегда одинаково сильны, и из других аналогичных причин, которые объяснять здесь нет необходимости; ибо для той цели, которую мы имеем в виду, нам достаточно иметь в виду только одну. В самом деле, все они сводятся к тому, что эти термины обозначают идеи в высшей степени спутанные. Затем, из подобных же причин произошли и те понятия, которые называются общими , каковы, например, человек, лошадь, собака и проч. Именно, в человеческом теле образуется одновременно столько образов, например людей, что они превышают силу воображения – если и не совершенно, то до такой степени, что душа не может вообразить небольших различий отдельных лиц (именно цвета каждого из них, величины и проч.) и их определенного числа, и отчетливо воображает только то, в чем они, поскольку человеческое тело испытывает их действие, все схожи между собою; ибо то особенно, что в каждой отдельной вещи есть общего, произвело на тело впечатление, и это-то душа выражает названием человек и придает его бесконечному множеству индивидуумов. Ибо, как мы сказали, душа не может вообразить определенного числа отдельных вещей. Но нужно заметить, что эти понятия не всеми образуются одинаковым образом, а у каждого различны, в зависимости той вещи, которая чаще действовала на тело и которую душа легче воображает или вспоминает. Например, кто чаще с удивлением рассматривал человеческий стан, тот под именем человека представляет животное прямостоящее; кто же привык смотреть на него иначе, тот иначе составит для себя общий человеческий образ, например, что человек есть животное смеющееся, двуногое, без перьев, разумное; и таким же образом во всем остальном каждый будет составлять общие образы вещей – в зависимости от расположения своего тела. Поэтому нет ничего удивительного, что между философами, которые старались объяснить естественные вещи только одними образами вещей, возникло так много разногласий.

Из всего вышесказанного ясно видно, что мы многое воспринимаем и образуем общие понятия: 1) из частностей, которые чувства представляют уму в извращенном, спутанном и беспорядочном виде (см. короля, пол. 29 этой части), и потому такие восприятия я обыкновенно называю познанием из неясного опыта. 2) Из признаков, например, из того, что, слыша или читая какие-нибудь слова, мы вспоминаем о вещах и образуем о них некоторые идеи, подобные тем, посредством которых мы воображаем вещи (см. схолию пол. 18 этой части). Тот и другой способ рассмотрения вещей я буду называть дальше познанием первого рода, мнением или воображением. 3) Наконец, из того, что мы имеем общие понятия и полные идеи о свойствах вещей (см. короля, пол. 38 и 39 с его короля, и пол. 40 этой части). Это я называю разумом и познанием второго рода. Кроме этих двух родов познания есть еще, как я покажу дальше, иной – третий, который мы будем называть интуитивным знанием. И этот род познания идет от полной идеи формальной сущности каких-нибудь атрибутов Бога к полному познанию сущности вещей. Все это я объясню одним примером. Предположим, даны три числа и требуется узнать четвертое, которое бы так относилось к третьему, как второе к первому. Купец не задумываясь умножит второе на третье и произведение разделит на четвертое, или потому, что он то, что слышал от учителя без всякого доказательства, еще не забыл, или потому, что он часто проводил этот опыт с самыми простыми числами, или же в силу доказательства 19 положения 7 книги элементов Эвклида, т. е. в силу общего свойства пропорций. Но при самых простых числах не нужно ничего этого. Например, когда даны числа 1,2, 3, то всякий видит, что четвертое пропорциональное есть 6, и притом гораздо яснее, потому что из самого отношения первого числа ко второму, которое мы видим одним созерцанием, мы прямо выводим четвертое.

Познание первого рода есть единственная причина ложности, а второго и третьего есть необходимо истинно.

К первому роду познания, как мы сказали в предыдущей схолии, относятся все те идеи, которые неполны и спутаны; а поэтому (по пол. 35 этой части) такое познание есть единственная причина ложности. Затем, к познанию второго и третьего рода, как мы сказали, относятся те, которые полны, а поэтому (по пол. 34 этой части) оно необходимо истинно, – что и требовалось доказать.