Бенедикт Спиноза - Этика

Образы вещей (как в пол. 19 этой части мы доказали), которые полагают существование любимой вещи, содействуют стремлению души, которым она стремится воображать саму любимую вещь. Но радость полагает существование радостной вещи, и тем больше, чем больше аффект радости: ибо она (по схол. пол. 11 этой части) есть переход к большему совершенству. Следовательно, образ радости любимой вещи содействует в любящем стремлению его души, т. е. (по схол. пол. 11 этой части) возбуждает в любящем радость, и тем большую, чем больше был этот аффект в любимой вещи. Это первое. Затем, поскольку какая-нибудь вещь удручается печалью, постольку она разрушается, и тем больше, чем большей удручена печалью (по той же схол. пол. II этой части). Следовательно (по пол. 19 этой части), если кто-либо вообразит, что то, что он любит, удручено печалью, тот и сам будет удручен печалью, и тем большей, чем больше этот аффект в любимой вещи, – что и требовалось доказать.

Если мы вообразим, что кто-нибудь причиняет радость вещи, которую мы любим, то мы почувствуем к нему любовь. Если же, напротив, мы вообразим, что он причиняет ей печаль, то мы почувствуем к нему ненависть.

Кто вещи, которую мы любим, причиняет радость или печаль, тот и нам причиняет радость или печаль, когда именно мы воображаем, что любимая нами вещь испытывает радость или печаль (по пред. пол.). Но эта радость или печаль предполагается существующей в нас в сопровождении идеи внешней причины. Следовательно (по схол. пол. 13 этой части), если мы вообразим, что кто-нибудь причиняет радость или печаль вещи, которую мы любим, то мы почувствуем к нему любовь или ненависть, – что и требовалось доказать.

Положение 21 объясняет нам, что такое сострадание, которое мы можем определить так, что оно есть печаль, происходящая от несчастья другого. Но каким именем нужно назвать радость, вызываемую счастьем другого, я не знаю. Далее, любовь к тому, кто делает добро другому, мы будем называть благосклонностью, а ненависть к тому, кто делает зло другим, – негодованием. Наконец, нужно заметить, что мы сострадаем не только той вещи, которую любили (как мы показали в пол. 21), но также и той, к которой мы прежде не имели никакого аффекта, только считали ее подобной себе (как я покажу ниже); и поэтому мы бываем благосклонны и к тому, кто делает добро подобному нам, и чувствуем негодование к тому, кто наносит вред подобному нам.

Если кто вообразит, что то, что он ненавидит, удручено печалью, то он будет радоваться, и если, напротив, он вообразит, что оно испытывает радость, то он будет печалиться; и каждый из этих аффектов будет тем больше или меньше, чем больше или меньше противоположный ему аффект находится в том, что он ненавидит.

Поскольку ненавистная вещь удручается печалью, постольку она разрушается, и тем более, чем большей печалью удручается (по схол. пол. 11 этой части). Итак, кто вообразит (по пол. 20 этой части), что вещь, которую он ненавидит, испытывает печаль, тот сам, наоборот, будет испытывать радость, и тем большую, чем большую печаль воображает в ненавистной ему вещи. Это первое. Затем, радость полагает существование вещи (по схол. пол. 11 этой части), и тем более, чем большею представляется радость. Если кто воображает, что тот, кого он ненавидит, испытывает радость, то это воображение (по пол. 13 этой части) будет стеснять его стремление, т. е. (по схол. пол. 11 этой части) тот, кто ненавидит, будет испытывать печаль, – что и требовалось доказать.

Эта радость вряд ли может быть прочной и вряд ли может существовать без всякого столкновения в душе. Ибо (как я сейчас покажу в пол. 27), поскольку мы воображаем, что вещь, подобная нам, удручена печалью, постольку мы должны печалиться; и наоборот, если мы вообразим, что она радуется. Но здесь мы имеем в виду только ненависть.

Если мы вообразим, что кто-нибудь причиняет радость вещи, которую мы ненавидим, то мы будем питать и к нему ненависть. Если же, напротив, мы, вообразим, что он причиняет ей печаль, то мы будем питать к нему любовь.

Это положение доказывается таким же образом, как и положение 22 этой части, которое и смотри.

Эти и подобные аффекты ненависти относятся к зависти, которая поэтому есть не что иное, как сама ненависть, поскольку она рассматривается располагающей человека таким образом, что он радуется при несчастий другого, и, наоборот, печалится при его счастье.

Мы стремимся утверждать о себе и о любимом предмете все то, что, как мы воображаем, причиняет нам или любимой вещи радость; и, напротив, стремимся отрицать все то, что, как мы воображаем, нам или любимой вещи причиняет печаль.

Что мы воображаем причиняющим любимой вещи радость или печаль, то и нам причиняет радость или печаль (по пол. 21 этой части). Но душа (по пол. 12 этой части), насколько может, стремится воображать то, что причиняет нам радость, т. е. (по пол. 17 части 2 и его короля.) представлять это присутствующим; и, напротив (по пол. 13 этой части), исключать существование того, что нам причиняет печаль. Следовательно, мы стремимся утверждать о себе и о любимой вещи все то, что мы воображаем причиняющим нам или любимой вещи радость, и наоборот, – что и требовалось доказать.

Мы стремимся утверждать о вещи, которую ненавидим, все то, что, как мы воображаем, причиняет ей печаль и, напротив, стремимся отрицать то, что, как мы воображаем, причиняет ей радость.

Это положение вытекает из положения 23, как предыдущее из положения 21 этой части.

Из этого мы видим, что часто случается, что человек о себе и о любимой вещи имеет преувеличенное мнение и, напротив, ненавистную вещь ценит ниже ее достоинства. Такое воображение, когда оно относится к самому человеку, имеющему о себе преувеличенное мнение, называется гордостью и есть вид помешательства, так как человек грезит с открытыми глазами, будто он может сделать все то, что существует только в его воображении и что он представляет себе как действительность и наслаждается этим, пока не представит себе что-нибудь такое, что исключает существование этих грез и ограничивает его способность действия. Итак, гордость есть радость, происходящая оттого, что человек имеет преувеличенное мнение о себе. Далее, радость, происходящая оттого, что человек ценит другого выше надлежащего, называется превознесением, и, наконец, та радость, которая происходит оттого, что человек ценит другого меньше надлежащего, называется пренебрежением.