Бенедикт Спиноза - Этика

Если кто-либо ненавидит кого-нибудь, то будет стремиться делать ему зло, если только не будет бояться, что от этого произойдет для него большее зло; и напротив, кто любит кого-нибудь, тот по тому же закону будет стремиться делать ему добро.

Ненавидеть кого-нибудь – значит (по схол. пол. 13 этой части) воображать его причиной печали; поэтому (по пол. 28 этой части) тот, кто ненавидит кого-нибудь, будет стремиться устранить его или уничтожить. Но если он боится от этого большей печали, или (что то же) еще большего зла для себя и думает, что он может избежать его, не делая тому, кого ненавидит, задуманного зла, то он пожелает воздержаться от причинения зла и пожелает (по пол. 37 этой части) с большим стремлением, чем было то, которое побуждало его причинить зло, и поэтому оно одержит перевес, как мы предполагали. Доказательство второй части идет таким же способом. Следовательно, если кто ненавидит кого-нибудь, и проч., – что и требовалось доказать.

Под добром я разумею всякого рода радость и потом все, что ведет к ней, и в особенности то, что удовлетворяет всякому желанию, каково бы оно ни было. Под злом же я понимаю всякого рода печаль и в особенности то, что обманывает наши желания. Ибо выше (в схолии пол. 9 этой части) мы показали, что мы желаем чего-нибудь не потому, что считаем его добром, но, напротив, называем добром то, чего желаем, и, следовательно, то, к чему чувствуем отвращение, называем злом. Поэтому каждый по собственному аффекту судит или оценивает, что хорошо, что плохо, что лучше, что хуже и что, наконец, всего лучше или что всего хуже. Так, скупой считает самым лучшим обилие денег, а неимение их считает самым худшим. Честолюбец же ничего так не желает, как славы, и, напротив, ничего так не боится, как стыда. Для завистливого ничего не может быть приятнее несчастья других и ничего невыносимее их счастья. И таким образом, каждый по своему аффекту считает какую-нибудь вещь хорошей или плохой, полезной или бесполезной. Затем, тот аффект, который настраивает человека так, что он не желает того, чего ему хочется, или желает того, чего ему не хочется, называется опасением, которое есть не что иное, как страх, побуждающий человека избегать зла, которое он считает будущим, посредством меньшего зла (см. пол. 28 этой части). Но если зло, которого он опасается, есть стыд, то опасение называется стыдливостью. Наконец, если желание избежать будущего зла сдерживается опасением другого зла, так что человек не знает, чего ему лучше желать, то страх называется смущением, особенно если зло, которого опасаются, является наибольшим.

Кто вообразит, что другой ненавидит его, и не думает, чтобы он сам подал ему какую-нибудь причину для ненависти, тот будет взаимно ненавидеть его.

Кто вообразит, что другой чувствует ненависть, тот на этом основании и сам будет чувствовать ненависть (по пол. 21 этой части), т. е. (по схол. пол. 13 этой части) печаль, сопровождаемую идеей внешней причины. Но он (по предположению) не воображает никакой другой причины этой печали, кроме того лица, которое его ненавидит. Следовательно, потому, что он воображает себя ненавидимым кем-нибудь, он будет удручаться печалью, сопровождаемой идеей того, кто его ненавидит или (по той же схол.) будет его ненавидеть, – что и требовалось доказать.

Если кто-либо вообразит, что он дал основание для ненависти, то он (по пол. 30 этой части и его схол.) будет чувствовать стыд. Но это (по пол. 25 этой части) случается редко. Кроме того, эта взаимность ненависти может возникнуть оттого, что за ненавистью следует стремление делать зло тому, кого ненавидят (по пол. 39 этой части). Итак, кто воображает, что он ненавидим кем-нибудь, тот будет воображать его причиной какого-нибудь зла или печали; и поэтому он будет удручен печалью или страхом, сопровождаемыми идеей того, кто его ненавидит, как причиной, т. е. будет его ненавидеть, как было сказано выше.

Если кто-либо вообразит, что тот, кого он любит, испытывает к нему ненависть, то он будет чувствовать одновременно и ненависть, и любовь. Ибо поскольку он воображает, что он ненавидим любимым человеком, постольку он определяет (по пред. пол.) иметь к нему взаимную ненависть. Но (по предположению) он тем не менее любит его. Следовательно, он будет чувствовать одновременно и ненависть, и любовь.

Если кто-либо вообразит, что кто-нибудь, к кому он относился без всякого аффекта, причинил ему из ненависти какое-нибудь зло, то он тотчас же станет стремиться отплатить ему тем же злом.

Кто вообразит, что кто-нибудь питает к нему ненависть, тот также (по пред. пол.) возненавидит его и (по пол. 26 этой части) будет стремиться припомнить все то, что может причинить ему печаль, и будет стараться (по пол. 39 этой части) сделать ему это. Но (по предположению) первое, что он вообразит в этом роде, это – причиненное себе зло. Следовательно, он немедленно станет стремиться отплатить ему этим же злом, – что и требовалось доказать.

Стремление причинить зло тому, кого мы ненавидим, называется гневом; стремление же отплатить злом за причиненное нам зло называется местью.

Если кто-либо вообразит, что кто-нибудь любит его, и думает, что он не подал никакой причины к этому (что может быть по короля, пол. 15 и по пол. 16 этой части), то и он будет его любить.

Это положение доказывается тем же путем, что и предыдущее; см. также его схолию.

Если кто подумает, что он дал основание для любви к нему, то он будет хвалиться этим (по пол. 30 этой части с его схол.); это случается довольно часто. А противоположный этому случай, как мы сказали, бывает тогда, когда кто-либо вообразит, что кто-нибудь его ненавидит (см. схол. пред. пол,). Далее, эта взаимная любовь и, следовательно (по пол. 39 этой части), стремление делать добро тому, кто нас любит и кто (по пол. 39 этой части) стремится нам делать добро, называется благодарностью. Но мы видим, что люди гораздо более склонны мстить, чем платить благодеяниями за благодеяния.

Кто вообразит, что тот, кого он ненавидит, любит его, тот будет чувствовать вместе и ненависть, и любовь. Это доказывается тем же путем, как и первый королларий предыдущего положения.