Бенедикт Спиноза - Этика

Итак, нет разумной жизни без понимания, и вещи лишь постольку составляют добро, поскольку помогают человеку пользоваться жизнью души, которая определяется пониманием. Наоборот, все то, что мешает человеку совершенствовать разум и пользоваться разумной жизнью, мы называем злом.

Но так как все то, чего человек есть действующая причина, необходимо есть добро, то человек может подвергаться злу только от внешних причин, именно поскольку он составляет часть целой природы, законам которой человеческая природа принуждена повиноваться и приспосабливаться к ней почти бесконечными способами.

Невозможно, чтобы человек не был частью природы и не следовал общему ее порядку; но если он вращается среди таких индивидуумов, которые согласуются с природой человека, то тем самым поддерживается и усиливается его способность к деятельности. Если же, напротив, он находится в среде таких индивидуумов, которые всего менее согласуются с его природой, то он едва ли может приспособиться к ним без большого изменения себя.

Все то в природе вещей, что мы считаем злом или что может препятствовать нашему существованию и нашему пользованию разумной жизнью, мы можем устранять тем способом, который кажется нам вернейшим. И наоборот, все то, что мы считаем благам или полезным для сохранения нашего существования и для пользования разумной жизнью, мы можем обращать на свое употребление и пользоваться этим каким нам угодно способом. И вообще, каждому высшим правом природы предоставлено то, что он считает содействующим своей пользе.

Ничто не может более согласоваться с природой какой-нибудь вещи, чем другие индивидуумы того же вида; поэтому (по гл. 7) для человека ничего не может быть полезнее для сохранения его существования и для пользования разумной жизнью, как другой человек, руководящийся разумом. Затем, так как между отдельными вещами мы не знаем ничего превосходнее человека, руководящегося разумом, то никто ничем не может больше показать, насколько он силен гением и искусством, как таким воспитанием людей, чтобы они жили под исключительной властью разума.

Поскольку люди относятся друг к другу с завистью или с каким-нибудь аффектом ненависти, постольку они взаимно противоположны и, следовательно, их тем более нужно бояться, чем они сильнее других индивидуумов природы.

Сердца побеждаются, однако, не оружием, но любовью и великодушием.

Людям прежде всего полезно общаться между собой и соединяться взаимно такими узами, вследствие которых они были бы способнее из всех себя делать одно, и вообще делать то, что служит укреплению дружбы.

Но для этого требуются искусство и бдительность. Ибо люди изменчивы (редки между ними такие, которые живут по предписанию разума), и однако же большей частью завистливы и более расположены к мести, чем к милосердию. Нужна, следовательно, особенная сила духа для того, чтобы каждый поступал согласно со своими понятиями и воздерживался от подражания их аффектам. Но те, напротив, которые умеют нападать на людей и скорее порицать пороки, чем учить добродетелям, не укреплять сердца людей, а разбивать их, и себе и другим тягостны. Отсюда многие по излишней нетерпеливости души и по ложной религиозной ревности желали бы жить между зверями, чем между людьми, подобно тем мальчикам или юношам, которые не могут равнодушно переносить родительской журьбы и убегают в военную службу, предпочитая трудности войны и деспотическую дисциплину домашним удобствам и родительским увещеваниям и соглашаясь нести всевозможные тяготы, только бы отомстить родителям.

Итак, хотя люди делают все большей частью по своей прихоти, все-таки от соединения их в общество происходит гораздо больше выгод, чем невыгод. Поэтому лучше равнодушно переносить их обиды и ревностно заботиться о том, что служит к приобретению согласия и дружбы.

Порождает согласие все то, что относится к правосудию, справедливости и честности , ибо люди, кроме того что несправедливо и незаконно, также неохотно переносят то, что считается постыдным, или то, когда кто-нибудь нарушает принятые обычаи общества. К снисканию же любви прежде всего необходимо то, что относится к религии и благочестию. Об этом см. схолии 1 и 2 пол. 37, схолию пол. 46 и схолию пол. 73 части 4.

Согласие, кроме того, часто достигается и посредством страха, но в нем нет верности. К этому добавим, что страх происходит от бессилия души и потому не относится к пользованию разумом, так же как и сострадание, хотя оно внешне и имеет вид благочестия.

Кроме того, людей можно располагать к себе еще щедростью, особенно тех, которые не имеют возможности доставать то, что необходимо для поддержания жизни. Впрочем, оказывание помощи всякому нуждающемуся далеко превышает силы и пользу каждого частного лица. Ибо богатство частного лица далеко для предоставления этой помощи недостаточно. Кроме того, способности одного человека слишком ограниченны для того, чтобы он мог всех привязать к себе дружбой; поэтому попечение о бедных является обязанностью целого общества и имеет в виду только общую пользу.

В деле получения благодеяний и воздаяния благодарности должна быть совершенно другая забота, о которой см. схолию пол. 70 и схолию пол. 71 части 4.

Развратная любовь, т. е. половые влечения, возбуждаемые внешним видом, и вообще всякая любовь, признающая, кроме свободы духа, другую причину, легко переходит в ненависть, если только она, что еще хуже, не есть вид помешательства, и тоща она питается больше раздором, чем согласием. См. королл, пол. 31 части 3.

Что касается брака, то несомненно, что он сообразен с разумом, если пожелание к телесному совокуплению возбуждается не одной только внешностью, но также стремлением к рождению детей и мудрому их воспитанию, и кроме того, если любовь как мужчины, так и женщины имеет причиной не одну только внешность, но преимущественно свободу духа.

И лесть также рождает согласие, но гнусным преступлением рабства или вероломством; никто ведь так не поддается на лесть, как гордецы, которые желают, но не могут быть первыми.