Оноре де'Бальзак - Сочинения

– Здравствуй, Калист! – сказала молодая бретонка.

– Здравствуй, Шарлотта! – ответил Калист, не предлагая ей руки.

Оба, немного оторопевшие, – она от такой холодности, он от своей жестокости, поднялись по прорытому оврагу, который носил название улицы в С.-Назере и молча пошли за двумя сестрами. В одну минуту рухнули все воздушные замки, воздвигнутые романическими надеждами молодой девушки. Она с Калистом так часто играла в детстве, она так всегда была близка с ним, что думала, что будущая судьба ее упрочена. Она прилетела сюда, полная легкомысленного счастья, как птичка на ржаное поле: ее остановили на лету, когда она не предвидела никакого препятствия.

– Что с тобой, Калист? – спросила она, взяв его за руку.

– Ничего, – отвечал молодой человек и быстро отдернул руку, вспомнив о планах тетки и мадемуазель де Пен-Холь.

На глазах Шарлотты показались слезы. Она без всякой злобы взглянула на красавца Калиста; но ей вскоре пришлось впервые познакомиться с ревностью и почувствовать ужасную ярость, увидав соперниц в лице этих двух красивых парижанок и заподозрив причину холодности Калиста.

Среднего роста, Шарлотта де Кергаруэт отличалась заурядной свежестью; у нее было маленькое, круглое лицо, оживленное двумя умными черными глазами, хорошие каштановые волосы, кругленькая фигурка, плоская спина, худые руки. Манера разговаривать у нее была резкая и отрывистая, как у всех провинциалок, которые не хотят прослыть дурочками. Она была любимицей в семье, благодаря предпочтению, оказываемому ей теткой. На ней было надето манто из шотландского мериноса с большими клетками, подбитое зеленым шелком, в котором она была и на пароходе, и дорожное платье из довольно простой английской материи, с корсажем, скромно украшенным нагрудником и воротником, сложенным в маленькие складки. Все это ей должно было показаться жалким при виде свежих туалетов Беатрисы и Камиль. Ей приходилось страдать за свои белые чулки, загрязнившиеся среди скал и в лодках, куда она прыгала, за грубые козловые ботинки, которые были надеты нарочно затем, чтобы не портить в дороге хорошей обуви, согласно обычаям и нравам провинции. Что касается виконтессы де Кергаруэт, она представляла собой типичную провинциалку. Большого роста, сухая, увядшая, полная скрытых претензий, которые проявлялись на свет только, когда кто-нибудь задевал их, болтливая, схватывающая среди болтовни кое-какие мысли, как на биллиарде карамболем, и благодаря этому получившая репутацию умной женщины, старавшаяся унизить парижанок притворным добродушием своей провинциальной рассудительности и вечно выставляемым на вид несуществующим счастьем; унижавшая себя, чтобы ее возвышали, и злившаяся, если ее оставляли на земле; ловившая, по английскому выражению, на свою удочку комплименты, которые не всегда попадались; одетая и преувеличенно-изысканно и вместе неряшливо; принимавшая недостаток любезности за дерзость и воображавшая, что, не обращая никакого внимания на кого-нибудь, она этим ужасно поразит его; вечно отказывается от того, чего ей хотелось, для того, чтобы ей предложили это еще раз и чтобы казалось, что ее настойчиво упрашивают согласиться; очень занятая тем, о чем уже давно все перестали говорить и поэтому к своему крайнему удивлению узнающая, что она отстала от моды; наконец, не бывшая в состоянии прожить и часа без того, чтобы не заговорить о Нанте, о тиграх Нанта, о делах высшего Нантского света, жалуясь на Нант, критикуя Нант, принимая на свой счет фразы, вырывавшиеся из любезности у слушателей, которые по рассеянности готовы были многое сказать в том же духе. Ее манеры, разговор и воззрения более или менее передались и ее четырем дочерям. Познакомиться с Камиль Мопен и с г-жей де Рошефильд – да ведь это в будущем тема для бесчисленных разговоров!.. Поэтому она шла к церкви с таким видом, точно собиралась брать ее приступом и махала платком, нарочно развернув его, чтобы видны были углы с домашней вышивкой, обшитые стареньким кружевом. Походка ее была довольно развязна, что, впрочем, было безразлично ввиду ее сорока семи лет.

– Г-н шевалье, – сказала она Камиль и Беатрисе, указывая на Калиста, плачевно выступавшего рядом с Шарлоттой, – передал нам ваше любезное предложение; но мы, моя сестра, дочь и я, боимся стеснить вас.

– Я-то, во всяком случае, не стесню этих дам, сестра, – кислым тоном возразила старая девица, – потому что могу найти в С.-Назере для себя лошадь.

Камиль и Беатриса обменялись украдкой взглядом, который Калист перехватил; этого взгляда было достаточно, чтобы изгладить все воспоминания детства, всю его веру в Кергаруэт-Пен-Холь и навсегда разрушить планы, воздвигнутые обеими семьями.

– Мы прекрасно можем поместиться впятером в экипаже, – отвечала мадемуазель де Туш, в которой Жакелина обернулась спиной. – Даже если бы мы были ужасно стеснены, что совершенно невозможно, в виду тонкости вашего сложения, я все-таки была бы вознаграждена удовольствием оказать услугу друзьям Калиста. Ваша горничная, сударыня, найдет себе место, а ваш багаж, если он имеется, можно прикрепить за коляской – я не привезла с собой лакеев.

Виконтесса рассыпалась в любезностях и стала бранить свою сестру Жакелину, что та так скоро захотела видеть у себя племянницу, что не позволила ей ехать на лошадях; правда, что почтовая дорога не только очень длинна, но и дорога; ей скоро придется возвращаться в Нант, где она оставила еще трех кошечек, ожидающих ее с нетерпением, – сказала она, ласково гладя шею дочери. Шарлотта, подняв глаза на мать, имела в эту минуту немножко вид жертвы, можно было заподозрить, что виконтесса ужасно надоела своим четырем дочерям и так же часто заводила о них речь, как капрал Трим о своем колпаке в «Тристраме Шенди».

– Вы счастливая мать и вы должны… – начала Камиль и тотчас остановилась, вспомнив, что маркиза должна была разлучиться с сыном, чтобы последовать за Конти.

– О! – продолжала виконтесса, – если я имею несчастье жить всю мою жизнь в деревне и в Нанте, зато мое утешение в том, что меня боготворят мои дети. У вас есть дети? – спросила она у Камиль.

– Моя фамилия мадемуазель де Туш, – отвечала Камиль. – Эта дама – маркиза де Рошефильд.

– Так надо вас пожалеть, что вы не знаете величайшего счастья, которое есть у нас, простых женщин, не правда ли, сударыня? – сказала виконтесса маркизе, желая исправить свой промах. – Но для вас есть столько утешений!

Она увидала слезу на глазах Беатрисы, которая, быстро повернувшись, отошла к грубо сделанным перилам у скалы. Калист последовал за ней.

– Сударыня, – сказала Камиль на ухо виконтессе, – разве вы не знаете, что маркиза разошлась с мужем, что она уже два года не видела своего сына и не знает, когда увидит его?