Эдвард Бульвер-Литтон - Мой роман, или Разнообразие английской жизни

В зале теснилась целая толпа людей суровых и жестоких на вид, с смуглыми, грубыми лицами. Граф обратился к одному из них и что-то шепнул; в одно мгновение маркизу схватили и завязали ей рот. Граф возвратился назад. Виоланта стояла возле него, поддерживаемая тем самым человеком, которому Пешьера поручил ее и который в эту минуту уговаривал ее не сопротивляться. Виоланта молчала и казалась покойною. Пешьера цинически улыбнулся и, послав вперед людей с зажженными факелами, стал спускаться по лестнице, которая вела к потаенной пристани, бывшей между залою и входом в подвальный этаж дома. Там маленькая дверь была уже отворена, и река протекала возле. Лодка была причалена к самым ступеням лестницы; кругом стояли четверо людей, которые имели вид иностранных матросов. По приходе Пешьера, трое из них прыгнули в лодку и взялись за весла. Четвертый осторожно перебросил доску на ступени пристани и почтительно протянул руку Пешьера. Граф вошел первый и, напевая какую-то веселую оперную арию, занял место у руля. Обе женщины были также перенесены, и Виоланта чувствовала, как судорожно пожимал в это время её руку человек, стоявший у доски. Вся остальная свита перебралась немедленно, и через минуту лодка быстро понеслась по волнам, направляя путь к кораблю, который стоял за пол-мили ниже по течению и отдельно от всех судов, толпившихся за поверхности реки. Звезды тускло мерцали в туманной атмосфере; не было слышно ни звука, кроме мерного плеска весел. Граф перестал напевать и, рассеянно смотря на широкия складки своей шубы, казался погруженным в глубокие размышления. Даже при бледном свете звезд можно было прочесть на лице Пешьера гордое сознание собственного торжества. Последствия оправдали его беззаботную и дерзкую уверенность в самом себе и в счастии, что составляло отличительную черту характера этого человека – отважного искателя приключений и игрока, который всю жизнь провел с рапирою в одной руке и поддельною колодою карт в другой. Виоланта, приведенная на корабль преданными ему людьми, будет уже безвозвратно к его власти. Даже отец её будет очень благодарен, узнав, что пленница Пешьера спасла честь своего имени, сделавшись женою своего похитителя. Даже собственное самолюбие Виоланты должно было убеждать ее, что она добровольно приняла участие в планах своего будущего супруга и убежала им отцовского дома, чтобы скорее стать пред брачным алтарем, а не была лишь несчастною жертвою обманщика, предложившего ей руку из сострадания. Он видел, что судьба его обеспечена, что удаче его позавидуют все знакомые, что самая личность его возвысится торжественным бракосочетанием. Так мечтал гран, почти забывая о настоящем и переносясь в золотое будущее, когда он был приведен в себя громким приветствием с корабля и суматохою матросов, которые хватались в это время за веревку, брошенную к ним. Он встал и пошел было к Виоланте. Но человек, который постоянно смотрел за нею во все продолжение пути, сказал ему по итальянски:

– Извините, ечеленца, на лодке множество народа и качка так сильна, что ваша помощь помешает синьорине удержаться на ногах.

Прежде, чем Пешьера успел сделать возражение, Виоланта уже подымалась по лестнице на корабль, и граф на минуту остановился, смотря с самодовольною улыбкою, как девушка легкою поступью вошла на палубу. За нею следовала Беатриче, а потом и сам Пешьера. Но когда итальянцы, составлявшие его свиту, тоже столпились к краю лодки, двое из матросов остановились перед ними и выпустили в воду конец веревки, а двое других сильно ударили веслами и направили лодку к берегу. Итальянцы, удивленные подобным неожиданным поступком, разразились целым градом проклятий ибрани.

– Молчать, сказал матрос, стоявший прежде у доски, переброшенной с лодки: – мы исполняем приказание. Если вы станете буянит, мы опрокинем лодку. Мы умеем плавать. Да сохранит вас Бог и святой Джакомо, если вы сами не хотите о себе думать.

Между тем, когда Пешьера поднялся на палубу, поток света упал на него от факелов. Этот же свет изливался на лицо и стан человека повелительной наружности, который держал рукою Виоланту за талию и которого черные глаза при виде графа засверкали ярче факелов. По одну сторону от этого человека стоял австрийский принц; по другую сторону – с плащем и огромным париком из черных волос у ног – лорд л'Эстрендж, с сложенными на груди руками и с улыбкою на устах, которых обычная ирония прикрывалась выражением спокойного, невозмутимого презрения. Граф хотел говорит, но голос изменил ему. Все. вокруг него смотрело враждебно и дышало мщением. Когда он стоял таким образом в совершенном смущении, окружавшие итальянцы закричали с бешенством:

– Il traditore? Il traditore! изменник! изменник!!

Граф был неустрашим и при этом крике поднял голову с повелительным видом.

В это время Гарлей сделал знак рукою, как будто с целию заставить умолкнуть матросов, и вышел вперед из группы, посреди которой он до тех пор стоял. Граф приблизился к нему смелою поступью.

– Что это за проказы? вскричал он дерзким тоном, по французски: – я уверен, что мне должно от вас требовать объяснении и удовлетворения.

– Pardieu, monsieur le comte , отвечал Гарлей, на том же языке, который так удачно выражает сарказм: – позвольте вам на это заметить, что объяснений вы имеете право от меня требовать; но что касается до удовлетворения, то его мы ожидаем от вас. Этот корабль….

– Мой! вскричал граф. – Эти люди, которые теперь так дерзко оскорбляют меня, у меня на жалованьи.

– Ваши люди, monsieur le comte, теперь на берегу и, вероятно, пьют во славу вашего счастливого путешествия. Вы очень ошибаетесь, если думаете, что «Бегущий Голландец» принадлежит вам. Прося у вас тысячу извинений за то, что я осмелился перебить у вас покупку, я должен вам признаться, что лорд Спендквикк был столько любезен, что продал корабль мне. Впрочем, через несколько недель, monsieur le comte, я намерен отдать в полное ваше распоряжение весь экипаж.

Пешьера язвительно улыбнулся.

– Благодарю вас, сударь; но так как в настоящее время я не могу отправиться в путь с тою особою, которая могла бы сделать для меня поеэдву приятною, то я намерен возвратиться на берег и прошу лишь вас уведомить меня, когда вы можете принять одного из друзей моих, которому я поручу разрешить вместе с вами еще не тронутую часть вопроса и устроить так, чтобы удовлетворение, с вашей или с моей стороны – все равно, было столь же соответственно обстоятельствам дела, как и то объяснение, которым вы меня почтили.

– К чему такие хлопоты, monsieur le comte! удовлетворение, если я не ошибаюсь, уже приготовлено: вот до какой степени я был предусмотрителен в отношении всего, чего могли бы потребовать чувство чести и долг джентльмена. Вы похитили молодую девушку, это правда; но видите, что она только возвратилась чрез это к своему отцу. Вы располагали лишить своего знатного родственника всего достояния его, но вы именно пришли на этот корабль, чтобы дать принцу ***, которого пост при Австрийском Дворе вам хорошо известен, случай объяснить императору, что он сам был свидетелем ваших поступков, которыми вы хотели будто бы истолковать данное вам Его Величеством дозволение на брак с дочерью одного из первых подданных его в Италии. Ваше изгнание, в возмездие за вероломство, будет сопровождаться, сколько позволено мне думать, восстановлением всех прав и почестей славы вашей фамилии.