Эдвард Бульвер-Литтон - Мой роман, или Разнообразие английской жизни

– Вы слишком строго меня судите, сказал Гарлей, вставая, и с некоторою досадою. – Наконец, я не столь мелочен, чтобы спорить из за того, что я считаю справедливым, хотя бы дело шло о сохранении моей последней надежды на счастье.

– Мелочность! О несчастный, милый Гарлей! вскричала Виоланта, с таким увлечением нежного упрека, что при словах её затрепетали все фибры в сердце Гарлея. – Мелочность! Но от этой-то мелочности я и стараюсь спасти вас. Вы не в состоянии теперь рассуждать хладнокровно, смотреть на вещи с настоящей точки зрения. Вы слишком отклонились от пути правоты и истины: вы носите личину дружбы с тем, чтобы удобнее обмануть, хотите показать вероломство и сами делаетесь предателем, хотите приобрести доверенность вашего злейшего врага и потом превзойти его лицемерием. Но хуже всего то, что из сына женщины, которую вы когда-то любили, вы хотите сделать средство для отмщения отцу.

– Довольно! прервал Гарлей в смущении и с возрастающим негодованием, которому он старался дать полную свободу, чтобы заглушить упреки совести. – Довольно! вы оскорбляете человека, которому только что признавались в уважении.

– Я уважала образ благородства и доблести. Я уважала человека, который в глазах моих представлял олицетворение возвышенных идеалов поэзии. Разрушьте этот идеал – и вы разрушите Гарлея, которого я почитала. Он умер для меня навсегда. Я буду оплакивать его, как свойственно любящей женщине, сохраняя воспоминание о нем, лелея любимую мечту о том совершенстве, которого ему не суждено было достигнуть.

Рыдания прерывали её голос; но когда Гарлей, еще более обезоруженный её убеждениями, бросился к ней, она быстро уклонилась, выбежала из комнаты и скоро исчезла из виду в конце корридора…

– Вы видели мистера Дэля? спросил Эджертон у Гарлея, который вошел к нему в комнату. – Вы знаете?…

– Все знаю! отвечал Гарлей, оканчивая начатую фразу.

Одлей глубоко вздохнул.

– Пусть будет так. Но нет, Гарлей, вы ошибаетесь, вы не можете узнать всего ни от кого из живущих на свете, кроме меня самого.

– Я беседовал с мертвыми, отвечал Гарлей и бросил на столь роковой дневник Норы.

Эджертон видел как падали эти ветхие, истлевшие листки. Комната была очень слабо освещена. На расстоянии, в котором он стоял, он не мог узнать почерка, но он невольно содрогнулся и инстинктивно подошел к столу.

– Приготовьтесь хорошенько! сказал Гарлей: – я начинаю свое обвинение и потом предоставлю вам опровергать свидетеля, которого я избрал. Одлей Эджертон, я доверил вам все, что только может человек доверить другому. Вы знали, как я любил Нору Эвенель. Мне было запрещено видеться с нею и продолжать мое искательство. Вы имели к ней доступ, в котором мне было отказано. Я просил вас не делать мне никаких возражений, которые считал тогда лишь признаком особенной привязанности ко мне, просил вас уговорить эту девушку, сделаться моею женою. Так ли это было? Отвечайте.

– Все это правда, сказал Одлей, держа руку у сердца.

– Вы увидали ту, которую я так пламенно любил, – ту, которую я вверил вашему благородному намерению. Вы воспользовались этим случаем для себя и обманули девушку. Не так ли?

– Гарлей, я не отвергаю этого. Но перестаньте. Я принимаю наказание: я отказываюсь от прав на вашу дружбу, я оставляю ваш дом, я подвергаю себя презрению с вашей стороны, я не смею просить у вас прощения. Но перестаньте, позвольте мне уйдти отсюда, теперь же!..

При этом Одлей, по видимому, одаренный могучею натурою, едва дышал.

Гарлей посмотрел на него с невозмутимой твердостью, потом отвернулся и продолжал:

– Да… но все ли это? Вы похитили ее для себя, обольстили ее. Что же потом вы сделали из её жизни, оторвав ее от моей? Вы молчите. Я отвечу за вас: вы завладели этою жизнью и разрушили ее.

– Пощадите, пощадите меня!

– Какая участь постигла девушку, которая казалась такою чистою, непорочною, полною жизни, когда я видел ее в последний раз? Что осталось от неё? Растерзанное сердце, обесславленное имя, ранняя смерть, забытая могила.

– О, нет, не забытая, нет!

– В самом деле! Едва прошел год, как вы женились на другой. Я помогал вам устроить эту свадьбу, с целию, между прочим, поправить ваше состояние. У вас было уже блестящее общественное положение, власть, слава. Перы называли вас образцом для английских джентльменов. Духовные люди считали вас истинным христианином. Снимите с себя маску, Одлей Эджертон, покажите себя свету таким, каков вы на самом деле.

Эджертон поднял голову и кротко сложил руки; он сказал с грустным смирением:

– Я все перенесу от вас, вы правы; продолжайте.

– Вы похитили у меня сердце Норы Эвенель. Вы оскорбили, бросили ее. И память о ней не помрачала для вас дневного света, тогда как все мысли мои, вся жизнь моя…. о, Эджертон…. Одлей, Одлей, как вы могли обмануть меня таким образом!.. Обмануть не за один час, не на один день, обманывать в течение всей моей молодости, в пору зрелых лет, так рано начавшихся для меня…. заставить терзаться раскаянием, которое должно было пасть на вас. её жизнь уничтожена, моя лишена всякой отрады. Неужели мы оба не будем иметь возможности отмстить за себя?

– Отмстить? Ах, Гарлей, вы уже отмщены.

– Нет отмщение еще ожидает меня. Не напрасно дошли до меня из гробового склепа воспоминания, которые я только что повторил пред вами. И кого же судьба избрала для того, чтобы разоблачить проступки матери? кого назначила быть её мстителем? Вашего сына, вашего собственного сына, несчастного, забытого, лишенного честного имени!

– Сына!

– Сына, которого я избавил от голодной смерти, а может быть и от чего нибудь худшего, и который за это доставил мне несомненные доказательства того, что вы вероломный друг Гарлея л'Эстренджа и низкий обольститель – под видом мнимого брака, что еще унизительнее открытого проступка – низкий обольститель Норы Эвенель.

– Это ложь, это ложь! вскричал Эджертон, к которому возвратились в это время вся его твердость, вся энергия. Я запрещаю вам говорить мне таким образом. Я запрещаю вам хотя одним словом оскорбить память моей законной жены!

– А, произнес Гарлей, с удивлением:– это ложь! докажите, что вы говорите правду, и я отрекаюсь от своего мщения! Благодарение Богу!

– Доказать это! Неужели вы думаете, что это так легко. Я нарочно уничтожал всякую возможность доказательства по чувству привязанности к вам, из опасения, может быть слишком самолюбивого – потерять право на ваше уважение, которым я так гордился. Напрасная надежда! Я отказываюсь от неё! Но вы начали говорить о сыне. Вы опять обманываетесь. Я слышал, что у меня был сын, много лет тому назад. Я искал его и нашел только могилу. Во всяком случае, благодарю вас, Гарлей, что вы оказали помощь тому, в ком видели сына Леоноры.