Эдвард Бульвер-Литтон - Мой роман, или Разнообразие английской жизни

Леви медлил. Граф предупредил его.

– Pardieu! сказал он внятным, решительным тоном.– Pardieu ! я совершенно убежден в том, что намерен сказать. Прошу вас, барон, подтвердить, что, в случае брака моего с дочерью герцога, я обещал подарить сестре моей сумму, на которую она давно еще простирала претензию, и которая должна была пройти через ваши руки.

– Это правда, отвечал барон.

– Не назначалась ли из этой суммы какая либо часть в пользу мистера Лесли?

Леви молчал.

– Говорите, сэр, произнес граф, сердито нахмурив брови.

– Дело в том, сказал барон:– что мистер Лесли чрезвычайно желал купить какие-то участки земли, принадлежавшие некогда его фамилии, и что женитьба графа на синьоре и замужство сестры его, к которой сватался мистер Гэзельдев, доставили бы мне возможность ссудить мистера Лесли небольшою суммою для предположенной им покупки.

– Что, что! вскричал сквайр, с жаром стуча одною рукою по боковому карману сюртука, приходившемуся на груди, и схватив другою рукою руку Рандаля.

– Сватовство моего сына! Так ты тоже тянул в ту сторону? Не смотри такой мокрой курицей. Говори как прилично мужчине!

– Неужели вы думаете, сэр, прервал граф с надменным видом: – неужели вы думаете, что маркиза ди-Негра удостоила бы выйти замуж за какого нибудь мистера Гэзельдена?…

– Удостоила!.. какой нибудь Гэзельден! вскричал сквайр, обратившись к нему с сильным негодованием и едва будучи в состоянии говорить от волнения.

– Если бы, продолжал граф с совершенным хладнокровием: – если бы обстоятельства не заставили ее войти с мистером Гэзельденом в денежную сделку, к которой она не имела других средств? И в этом отношении, я обязываюсь присовокупить, фамилия Гэзельденов должна считать себя особенно одолженною мистером Лесли, потому что он первый доказал ей совершенную необходимость этой mésalliance; он же первый внушил моему другу, барону, какими способами заставить мистера Гэзельдена принять предложение, на которое сестра моя удостоила с своей стороны согласиться.

– Способы! хороши способы! посмертное обязательство! воскликнул сквайр, опустив руку Рандаля, с тем, чтобы налечь всею тяжестью своей длани на Леви.

Барон пожал плечами.

– Все друзья мистера Франка Гэзельдена, заметил он: – одобрили бы этот способ, как самый дешевый способ доставать деньги.

Пастор Дэль, который сперва более всех был поражен этими постепенными открытиями коварства Лесли, теперь, обратив взоры на молодого человека и увидав бледное лицо его, почувствовал такое живое сострадание, что, положив руку на плечо к Гарлею, прошептал:

– Поглядите, поглядите на его лицо! такой еще молодой! Пощадите, пощадите его!

– Мистер Лесли, продолжал Гарлей более мягким тоном:– поверьте, что ничто другое, как желание воздать должное герцогу Серрано и моему молодому другу, мистеру Гэзельдену, заставило меня принять на себя настоящую тяжелую обязанность. Теперь всякие дальнейшие исследования будут превращены.

– Узнав от милорда л'Эстренджа, сказал граф с изысканною вежливостью: – что мистер Лесли сделанный им мне вызов представлял как серьёзный поступок с своей стороны, а не как шуточную и дружелюбную развязку вашего неудавшегося плана, как я полагал прежде, я считаю долгом уверить мистера Лесли, что если он не удовлетворится сожалением, которое я испытываю в настоящую минуту за значительное участие, какое я принимал в предложенных собранию объяснениях, то я совершенно к его услугам.

– Не поединком с графом ди-Пешьера может быть оправдана моя честь; я не хочу даже защищаться против обвинений ростовщика и человека, который….

– Государь мой! прервал граф, подступая к нему.

– Человека, продолжал Рандаль с настойчивостью, хотя заметно трепеща всем телом: – человека, который, по собственному признанию, виновен во всех преступных замыслах, которых участником он старается меня представить и который, не умея оправдать себя, хочет очернить и других…

– Cher petit Monsieur! сказал граф с презрительным видом; – когда люди, подобные мне, употребляют людей, подобных вам, орудиями своих действий, то они или награждают заслугу, оказанную им, или отстраняют своих клиентов, в случае безуспешности попытки; если я был столь снисходителен, что согласился признаться и оправдываться в поступках, сделанных мною, то, конечно, мистер Рандаль Лесли может последовать моему примеру, не нарушая слишком много своего достоинства. Впрочем, я никогда, сэр, не дал бы себе труда противодействовать вашим интересам, если бы вы, как я впоследствии узлах, не вздумали домогаться руки девицы, которую я может быть несколько с б о льшим правом надеялся назвать своею невестою. И в этом случае, могу ли я не сознать, что вы обманывали, предавали меня? Могли ли наши прежние отношения подать мне мысль, что вместо того, чтобы служить мне, вы только думали о своей собственной выгоде? Пусть будет так, как должно быть, во всяком случае мне остается еще средство загладить пред главою моей фамилии все нанесенные оскорбления и это средство состоит в том, что я спасу дочь его от унизительного для неё брака с предателем, который помогал мне за деньги в моих предприятиях и который теперь хочет воспользоваться плодами их.

– Герцог! вскричал Рандаль.

Герцог повернулся к нему спиною. Рандаль простер руки к сквайру.

– Мистер Гэзельден, как? и вы осуждаете меня, – осуждайте меня, не выслушав моих оправданий?

– Не выслушав… тысячи смертей, нет! Если у тебя есть что нибудь сказать, говори, только говори правду и пристыди своего противника.

– Я содействовал Франку в сватовстве, я внушил ему мысль о посмертном обязательстве!.. О, Боже мой, кричал Рандаль, ломай руки: – если бы сам Франк был здесь!

Сожаление, возбужденное в душе Гарлея, исчезло при виде этого упорного притворства.

– Вы желаете, чтобы здесь присутствовал Франк Гезельден? Требование ваше должно быть уважено. Мистер Дэль, вы можете отойти теперь от этого молодого человека и поставить на ваше место самого Франка Гэзельдена. Он ждет в соседней комнате. Позовите его.

При этих словах, сквайр закричал громким голосом:

– Франк, Франк! сын мой! мой бедный сын!

И бросился, из комнаты в дверь, на которую указал Гарлей.

Этот крик и это движение сообщили внезапную перемену чувствам всех присутствовавших. На несколько минут о самом Рандале было забыто. Молодой человек воспользовался этим временем. Улучив мгновение, когда полные презрения взоры обвинителей не были устремлены на него, он тихонько подкрался к двери, не производя ни малейшего шума, как раненная эхидна, которая, опустив голову, ползет по мягкой траве. Леви следовал за ним до крыльца и твердил ему на ухо: