Вашингтон Ирвинг - Сочинения

Вскоре в Медину явился преданный ему Али, который бежал из Мекки и странствовал пешком, скрываясь днем и выходя на дорогу только ночью из опасения попасть в руки курайшитов. Он пришел истомленный, ноги его были стерты в кровь.

Спустя несколько дней под охраной вольноотпущенника Зайда и Абдаллаха, слуги Абу Бакра, пришли Айша и домочадцы Абу Бакра.

Такова история достопамятной хиджры, или бегства Мухаммеда, то есть переселения пророка в Медину. Это событие послужило началом мусульманского летосчисления, которое начинается в 622 году христианской эры.

Мухаммед вскоре стал во главе сильной и многочисленной секты в Медине, образовавшейся частью из учеников его, бежавших из Мекки и назвавшихся поэтому мухаджирами, или беглецами, частью же из жителей Медины, которые назывались ансарами. Ансары большею частью принадлежали к ауситам и хазрадитам, которые, несмотря на свое происхождение от двух братьев, аль-Аса и аль-Хазраджа, в продолжение ста двадцати лет волновали Медину своей закоренелой, смертельной враждой. Теперь их примирила и соединила вера. С племенами же, не принявшими немедленно его учения, Мухаммед вступил в соглашение.

Хазрадиты находились под сильным влиянием князя Абдаллаха ибн Оббы. Он был хорош собой, ловок и красноречив. К Мухаммеду Абдаллах ибн Обба относился дружелюбно и не раз присутствовал на собраниях мусульман вместе с близкими ему людьми. Вначале Мухаммеду понравились эти знаки внимания, но потом он понял, что Абдаллах с друзьями завидуют ему и втайне ненавидят его, за что он и заклеймил их словом «лицемеры». Абдаллах ибн Обба долго продолжал быть его политическим соперником в Медине.

Получив теперь возможность открыто служить своей вере и проповедовать свое учение, Мухаммед надумал построить мечеть. Место для нее выбрано было вблизи кладбища. Говорят, что Мухаммед руководился в своем выборе предзнаменованием: как раз против этого места его верблюд стал на колени, когда он входил в город. Простота формы постройки вполне соответствовала простоте религии, которую он проповедовал, и ограниченности средств, которыми располагали его последователи. Стены были из глины, стволы пальм послужили столбами для крыши, сделанной из пальмовых ветвей. Здание занимало площадь около семидесяти квадратных метров и имело три двери: одну южную, где впоследствии была помещена кибла, другую, названную вратами Гавриила, и третью, названную вратами милосердия. Часть здания предназначалась для ночлега верующих, не имевших пристанища.

Мухаммед лично участвовал в постройке мечети. При всей своей проницательности он и не подозревал, что сооружает самому себе гробницу и памятник, что останкам его суждено лежать здесь. Позднее это здание неоднократно увеличивали и улучшали, но оно все еще сохраняет название Масджид ан-Наби (мечеть пророка), потому что было основано самим Мухаммедом. Некоторое время он раздумывал, каким образом созывать верующих на молитву: трубным ли звуком, как у иудеев, зажиганием ли огней на возвышенных местах или игрой на тамбурине. Разрешил это затруднение Абдаллах, сын Зайда, подав ему мысль сзывать на богослужение громкими криками и объявив, что это было открыто ему в видении. Мухаммед тотчас же согласился, и таким образом было положено начало призывам, которые с высоких минаретов и теперь раздаются по всему мусульманскому миру.

Все в этой скромной мечети совершалось вначале крайне просто. Для освещения ее ночью служили пальмовые лучины, и прошло немало времени, прежде чем вошли в употребление лампады и масло. Пророк стоял на голой земле и проповедовал, прислонясь спиной к одному из столбов. Позднее он воздвиг кафедру, на которую всходил по трем ступеням, – так что стоял он выше присутствующих. Предание утверждает, что при первом его вступлении на кафедру покинутый им ствол пальмы издал стон; в утешение Мухаммед предоставил ему на выбор: быть перенесенным в сад и там снова зацвести или получить место в раю и в будущей жизни снабжать плодами своими истинно верующих. Финиковая пальма мудро выбрала последнее и была зарыта под кафедрой в ожидании блаженного воскресения.

Мухаммед проповедовал и молился на кафедре, иногда сидя, а иногда и стоя, опираясь на палку. Его проповеди в то время отличались миролюбием и милосердием и внушали благоговение к Богу и любовь к людям. По-видимому, он подражал одно время милосердию христианской веры. «Тот, кто не любит Божьих созданий и Его собственных сынов, – говаривал он, – не будет любим и Богом. Мусульманин, одевший нагого единоверца, будет одет Аллахом в зеленые райские одежды».

В одной из его проповедей есть следующее нравоучительное сказание о милосердии:

«Когда Бог сотворил землю, она колебалась и дрожала, пока не воздвигнуты были на ней горы, чтобы она стала непоколебимой.

Тогда ангелы спросили:

– О Боже! Есть ли в Твоем творении что-нибудь крепче этих гор?

Бог отвечал:

– Железо крепче гор, так как оно разбивает их.

– А есть ли что-нибудь сильнее железа?

– Да, огонь сильнее железа, потому что он расплавляет его.

– А есть что-нибудь из созданного Тобою сильнее огня?

– Есть, это вода, так как она тушит огонь.

– О Боже! Но есть ли что-нибудь сильнее воды?

– Да, ветер сильнее воды, так как он заставляет и ее двигаться.

– О Вседержитель наш! Есть ли что-нибудь из созданного Тобой сильнее ветра?

– Есть, это добрый человек, подающий милостыню; если он скрывает от левой руки то, что подает правой, то он преодолевает все.

Каждый хороший поступок есть дело милосердия. Ваша улыбка брату есть милосердие; побуждение ближнего делать добро равно милостыни; указание путнику настоящей дороги есть милосердие; ваша помощь слепому – тоже милосердие; очищение дороги от камней, терний и другого сора – тоже милосердие; если вы подаете жаждущему напиться воду, то вы совершаете дело милосердия.

Истинное богатство человека в будущей жизни составляет то добро, которое он делает ближнему на земле. Когда он умрет, люди спросят: какое богатство оставил он после себя? Ангелы же, которые будут допрашивать его за гробом, спросят, какие добрые дела совершил он при жизни».

«О пророк! – сказал один из его учеников. – Моя мать, Омм-Сад, умерла; какую лучшую милостыню могу я подать для блага ее души?»