Коллектив авторов - Сцены частной и общественной жизни животных

Да и в чем нас упрекают? Разве мы были несправедливы и пристрастны? разве не исполняли намеченную программу и не печатали исправно все то, что господа Животные благоволили нам прислать, не выбирая лучшее, никому не отдавая предпочтения, слепо – именно так, как и пристало хорошему главному редактору? Разве мы не завалены рукописями? разве не утопаем в чернилах? В конце концов, если результат оставляет желать лучшего и из-под звериных перьев не вышел шедевр, мы ли тому виной?

Вождь мятежников – Скарабей! Скарабей по имени Геракл! Прекрасное имя для Скарабея! [480]

Слышали вы когда-либо о Скарабее по имени Геракл? Мы бы презрели нападки, исходящие от существа столь подлого, когда бы не знали, что и у слабых есть жало, и там, куда оно досягает, они хозяйничают самовластно.

Итак, исходя из побуждений, справедливость которых ясна всем и каждому, мы отдали следующие распоряжения.

1. За голову Скарабея Геракла объявлена награда. Мы достойно отблагодарим всякого, кто доставит его нам живым или мертвым (лучше мертвым).

2. Незамедлительно будет начат чрезвычайный набор рекрутов, с тем чтобы очень скоро выставить против мятежников девятьсот тысяч Мух, вооруженных до зубов и способных подавить восстание в воздухе и на земле – повсюду, где возникнет угроза общественному порядку.

3. Господам комиссарам полиции предписано всегда иметь в кармане одну перевязь [481], а если средства позволяют, то и две.

4. Больше одного Зверя не собираться; подобные сборища будут разогнаны силой; это предупреждение касается прежде всего Страусов, Уток и прочих Животных-социалистов, которые обожают сбиваться в кучки.

5. Мы призываем всех добропорядочных Животных не выходить из дома, не подавать голоса, ложиться спать рано, вставать поздно, ничего не видеть и ничего не слышать. Подобным поведением вы докажете бунтовщикам, как мало сторонников находят их проекты среди просвещенной части звериного населения.

В качестве парламентария к нам выслан Жук-Рогач; мы согласились его выслушать и ему ответить.

– Вы взялись говорить, – заявил он, – и говорили только от своего имени; теперь наш черед. Нас тридцать три миллиона, и нам надоело оставаться неуслышанными. Мы все желаем говорить и писать. Равенство для всех, так или не так? Мы ратуем за наши права.

– Что такое права? – отвечал ему старый Ворон, уже известный нашим читателям, – summum jus, summa injuria [482]; если вы все до одного желаете говорить и писать, вам не хватит всех фолиантов мира, согласись даже каждый из вас написать не страницу, не строку, не слово, не букву, а самую маленькую запятую или еще меньше.

Это совершенно разумное замечание было, естественно, сочтено абсурдным.

– Оставьте, – сказал Жук-Рогач, – или скажите сразу, что Бог Скарабеев не создал столько земли, неба, света, древесных листьев и даже листов бумаги, чтобы хватило каждому. Если каждый имеет право писать, значит, он может писать сколько ему вздумается.

О безумство! куда ни глянь, ты царишь повсюду!

Увы! наши мирные долины охватила гражданская война; Насекомые заразили мятежным духом Птиц, а Птицы – Четвероногих. Все бьют тревогу. Пришлось закрыть двери клеток, что особенно неприятно Животным, которые любят сидеть на пороге и приглядывать за тем, что происходит в соседних клетках. Впрочем, не стоит волноваться, мы помним о нашей святой миссии и сумеем исполнить ее до конца. Гуси продолжают охранять Капитолий [483].

Мы обратились к недовольным с новым воззванием; между тем мы узнали, что французские Кошки решительно выступили против нас. Долгое время их отношение к бунту оставалось неясным; у французских Кошек разница между «да» и «нет» так мала, что мышка не проскочит. Кошек этих сбила с толку одна из их товарок, которая не простила нам включения во французскую книгу рассказа Кошки из Англии. Если то, что нам донесли, правда, эта Кошачья дама вынудила своего добропорядочного мужа, который всегда слыл среди Котов своего квартала образцом кристальной честности, возглавить недовольных из семейства Кошачьих. Говорят, что сама она ходит по домам, возбуждает умеренных и мяукает вместе с бешеными, распевая нечто вроде Марсельезы, и даже не делает вида, что лапки у нее бархатные и мирные. Обращается она не только к Котам, но и к Кошкам, своим сестрам, которых призывает последовать своему примеру. «Вам кажется, что вашему полу не пристало заниматься политикой, – говорит она, – воззовите же к вашим мужьям, к вашим братьям, к вашим друзьям, к вашим женихам! не отвлекайтесь на прогулки по крышам соседних домов и теплиц… Ничего не жалейте, ничего не бойтесь, пусть вас гоняют и пинают, не страшно!..»

Для заговорщика, Ваша Светлость, вы чересчур толсты

Давно было сказано: дурные примеры заразительны и подают их те, кто стоит наверху. Мятежники были всего лишь орудиями в руках особ куда более значительных. Кто бы мог подумать? Слон, один из самых почтенных и почитаемых Животных в Ботаническом саду, не побоялся скомпрометировать свое достоинство причастностью к подобному комплоту. – Для заговорщика, Ваша Светлость, вы чересчур толсты. Неужели Вы не видите, Ваше Толстейшество, что за Вашей спиной прячется Лис и что именно в его лапах сосредоточены все нити заговора?

Животные! зарубите себе на носу: судить о Лисе по его речам – все равно что судить о Коне по его уздечке.

В добрый час: мятежники открыли свои карты и сожгли свои корабли; их бунт можно назвать образцовым: по глупости своей злодеи сами доставляют нам доказательства своих злодеяний, за которые им рано или поздно придется держать ответ. В ответ на нашу газету мятежники стали выпускать свою собственную. Но что это за газета! наша вполовину больше.

Мы заимствуем из первого номера анархического листка «Свободная газета» (а наша, выходит, не свободная?) следующее сообщение, посвящающее нас в самые тайные планы заговорщиков. Читатели наши с присущим им здравомыслием по заслугам оценят отвратительные теории этих нарушителей общественного спокойствия. Мы не изменили ни одного слова в этом любопытном документе, на который оставляем за собой право ответить.

Друзья свободы собрались вчера в Кабинете естественной истории. Именно в этих просторных залах, среди чучел, состоялось их подготовительное собрание.

Стояла глубокая ночь. По сигналу заговорщики вошли в залу один за другим и, кивнув друг другу без слов, молча расселись в мрачных галереях подле хладных останков их предков, которые можно было принять за уснувшие призраки.