Коллектив авторов - Сцены частной и общественной жизни животных

«Я должен был это предвидеть заранее, – продолжал Слон, постепенно переходя от смеха к ярости. – Все эти переносчики секретов и изобретений, все эти новаторы, которые соблазняют нас прелестями цивилизованного мира, – все они не кто иные, как эмиссары Человека, которые стремятся покорить Животных его воле, а для этого развратить их, заразить презрением к старинным добродетелям, заставить забыть о повиновении власти, заповеданной от природы. Надобно уберечь от них государство и пресечь зло в зародыше». «Браво! – закричали подхалимы. – Сказано – сделано, и да здравствует султан!» Слон перешагнул через художника, по-прежнему распростертого в пыли, в мгновение ока приблизился к невинной машине, в которой узрел источник революций, и, полный гнева не менее законного, чем тот, что двигал Дон Кихотом в его сражении с кукольными маврами [586], поднял колоссальную ногу и опустил на ящик с аппаратом. Прощайте все: бычок, свинья, корова и цыплята [587].

Я была ленива

Повторилась история с Перреттой и кувшином молока. Прощайте, богатства, почести, влияние, цивилизация. Прощай, искусство, прощай, художник! Под ужасный хруст, предвещавший его разорение и разрывавший ему сердце, Топаз вскочил, в отчаянии бросился на берег Амазонки и утопился в ее водах.

Тот, кто был его наперсником и остался его наследником, – это я, бедный Эбен, бедный черный Капуцин; я свел знакомство с Людьми из Европы, выучил один из человеческих языков и поведал Людям, ради их пользы, историю моего хозяина [588].

Что ты скажешь, дорогая Детка, когда получишь это письмо от меня, твоей сестры, которую ты, должно быть, уже похоронила, оплакала и забыла?

Прости мне это последнее слово, дорогая Детка, я живу в мире, где забывают не только покойников, и невольно сужу о вещах так, как судят Люди – существа, в высшей степени достойные нашего презрения.

Я пишу тебе прежде всего, чтобы сказать, что я не умерла и что я тебя люблю – и если я все еще живу, то лишь ради того чтобы, если возможно, вновь сделаться твоей сестрой.

Сегодня ночью мне вспомнилась наша старая матушка, такая добрая, такая внимательная; вспомнилось, как заботилась она о нашем туалете, с какой невероятной тщательностью вылизывала наши шелковистые одежды, чтобы сделать нас красивыми; это было главным делом ее жизни, ведь мы, говорила она, должны нравиться всем без исключения! Я с нежностью вспоминала нашу простую семейственную жизнь, наши прекрасные досуги и игры, нашу дружбу и даже наши ссоры с тобой, Детка, и царапины твоих когтей; мне недостает всего этого, и я подумала, что обязана рассказать тем, кто меня любил, о том, что разлучило меня с ними и что мешает мне к ним вернуться. И на свой страх и риск, в ночной тиши, при бледном свете алебастрового ночника, который освещает слабым светом роскошное ложе моей хозяйки, я взялась за перо – я пишу на ее пюпитре черного дерева с инкрустациями из золота и слоновой кости, на благоуханной глазированной бумаге…

Я получила муфту!

Как видишь, Детка, я богата, – я предпочла бы быть счастливой.

Теперь прости, Детка, до завтра; хозяйка просыпается. Я успею только скомкать письмо и спрятать под креслом. Днем я отдам его одному из наших, который теперь бродит в саду, ожидая моих приказаний; он же принесет мне твой ответ. Ведь ты ответишь, правда?

Матушка, матушка! мне надобно поскорее узнать, что сталось с нашей матушкой!

P.S. Моему посланцу можно доверять. Разумеется, он не молод и не красив, это не испанский кабальеро и не богатый Ангорец, но он предан мне и умеет хранить тайну; а главное, он любит меня, любит так сильно, что готов быть у меня на посылках. Не жалей его, ведь любовь – благороднейшая из зависимостей, не так ли?

Адресуй свои письма госпоже Роза-Мика, или просто Мика, – в здешних краях я известна под этим именем.

Хозяйка проснулась окончательно; с некоторых пор она спит беспокойно, и если я напишу еще хоть слово, она застанет меня с поличным. Итак, прости. В этих каракулях ты узнаешь скорее сердце, чем лапку твой сестры.

Волею случая соперница у меня оказалась очень необычная: китаянка из провинции Пеши-Ли

Дорогая Киска, я чуть не сошла с ума от радости, читая твое письмо, да и все мы тут страшно счастливы. Пожалуй, можно согласиться похоронить всех своих родных при условии, что они воскреснут таким образом.

Да, Киска, твой побег доставил нам немало горя; как же ты могла так долго оставлять нас в неведении? Если бы ты знала, как многое с тех пор переменилось у нас дома! Во-первых, матушка ослепла и оглохла; бедная старушка проводит целые дни на пороге нашего лаза, а толку чуть. Вообрази, когда я побежала сказать ей, что ты жива и это чистая правда, я никак не могла с ней сговориться: она не слышала моих слов, потому что глуха, и не видела письма, потому что слепа. Знаешь, Киска, она так мучилась после твоего исчезновения, так долго искала тебя повсюду, что совсем разболелась. Впрочем, она ведь уже не молоденькая, так что ты не слишком казнись.

Вообще-то она хорошо спит, хорошо пьет, хорошо ест и не жалуется – тем более что ей всегда всего хватает; я бы скорее умерла, чем позволила ей в чем-нибудь нуждаться.

Во-вторых, наша юная хозяйка лишилась своей матушки; как видишь, ей куда тяжелее, чем нам; ведь вместе с матерью она потеряла все, кроме десяти пальцев, которые позволяют ей зарабатывать на жизнь, и своей хорошенькой мордочки, которая делу не помеха. Пришлось расстаться с лавочкой в Маре, перебраться с первого этажа на седьмой и работать с утра до вечера, а порой и с вечера до утра, чтобы сводить концы с концами; она перенесла это все так, как надобно переносить все, чего невозможно избежать, – мужественно. Нам с матушкой пришлось сказать прощай утреннему молочку; да-да, и вечернему паштету тоже. Но, благодарение Богу, у меня быстрые ноги и зоркие глаза – и да здравствует охота!

Ты мне пишешь жалобно, что ты богата (бедная Киска!) и что предпочла бы быть счастливой…

Но коль скоро ты, сестрица, жалуешься на свое богатство, как же мне жаловаться на свою бедность? Вы, богачи, все-таки очень забавные существа; ведь вам повсюду накрыт стол, вы обедаете на белой скатерти, едите из раззолоченных мисочек, в которых полным-полно разных вкусностей!