Джон Голсуорси - Девушка ждёт

Получив сообщение, что его отпуск продлен, Хьюберт отправился в военное министерство. Там его ничем не утешили; знакомый чиновник неофициально сообщил, что в дело «впутались» боливийские власти. Кондафорд был совершенно потрясен этой новостью. Правда, никто из четверых молодых людей – ни сам Хьюберт, ни Динни, ни брат и сестра Тасборо, которые все еще гостили в Кондафорде (Клер поехала в Шотландию), – не поняли, какая над Хьюбертом нависла угроза: ведь они еще не знали, до чего может дойти бюрократическая машина, если она пущена в ход; зато генералу это известие показалось таким зловещим, что он тут же уехал в Лондон и остановился в своем клубе.

В тот же день после чая в бильярдной Джин Тасборо спокойно спросила, натирая мелом кий:

– Что означает эта история с Боливией, Хьюберт?

– Все, что угодно. Вы же знаете, я застрелил боливийца.

– Но он же первый хотел вас убить.

– Хотел.

Она прислонила кий к столу; ее тонкие и сильные бронзовые руки сжали борт бильярда; вдруг она подошла к нему и взяла его под руку.

– Поцелуй меня, – сказала она, – я буду твоей.

– Джин!..

– Хьюберт, не надо рыцарских жестов и прочей ерунды. Я не хочу, чтобы ты расхлебывал эту кашу один. Я буду с тобой. Поцелуй меня.

Поцелуй был долгий, он примирил их обоих с жизнью, но потом Хьюберт все-таки сказал:

– Но это невозможно, Джин, пока все не уладится.

– Конечно, все уладится, но я хочу помочь это уладить. Давай поскорее обвенчаемся. Отец может выделить мне сто фунтов в год; сколько есть у тебя?

– У меня триста в год, да еще половинный оклад; правда, его могут у меня отнять.

– Значит, у нас верных четыреста фунтов в год, люди женятся, не имея и этого. А потом у нас будет больше. Конечно, мы можем обвенчаться. Где?

У Хьюберта перехватило дыхание.

– В войну, – сказала Джин, – люди женились, не откладывая, жениха ведь могли убить. Поцелуй меня еще.

Она обняла его за шею, и у Хьюберта совсем захватило дух. Так их и застала Динни.

Не меняя позы, Джин объявила:

– Мы поженимся, Динни. Как это лучше сделать? Зарегистрироваться? Оглашение в церкви – такая долгая история.

Динни даже рот раскрыла.

– Вот не думала, Джин, что ты сделаешь ему предложение так скоро.

– Пришлось. Он просто набит рыцарскими предрассудками. Отцу, конечно, регистрация не понравится; лучше, пожалуй, запастись специальным разрешением. Для этого надо прожить на одном месте пятнадцать дней.

Хьюберт отстранил ее от себя.

– Не шути, Джин.

– А я и не шучу. Если мы возьмем разрешение, никто и знать ничего не будет заранее. Нам никто не помешает.

– Что ж, – спокойно сказала Динни, – наверно, ты права. Не надо откладывать того, чего все равно не миновать. Думаю, что дядя Хилери вас обвенчает.

У Хьюберта опустились руки.

– Обе вы рехнулись!

– Нечего сказать, вежливо, – откликнулась Джин. – Мужчины ужасно смешные; хотят, добиваются, а стоит им это предложить – начинают кудахтать, как наседки. Кто такой этот дядя Хилери?

– Священник прихода святого Августина-в-Лугах; приличия его мало заботят.

– Отлично! Завтра же поезжай в Лондон, Хьюберт; остановишься у себя в клубе. Мы приедем следом. А где мы будем жить, Динни?

– Надеюсь, Диана нас приютит.

– Тогда все в порядке. Придется по дороге заехать в Липпингхолл, – захвачу кое-какие вещи и повидаюсь с отцом. Посажу его стричь, да тут ему все и выложу, – он и пикнуть не успеет. Алан поедет с нами; нужен будет шафер. Динни, объясни Хьюберту.

Оставшись наедине с братом, Динни сказала:

– Она удивительная девушка, Хьюберт, и вовсе не сумасшедшая. Все это очень стремительно, но, пожалуй, разумно. У Джин никогда не было денег, так что хуже ей не будет.

– Дело совсем не в этом. Надо мной словно что-то нависло, а теперь нависнет и над ней.

– И будет висеть, даже если ты заупрямишься. На твоем месте я бы согласилась. Отец возражать не станет. Она ему нравится, и он предпочтет, чтобы ты женился на девушке из хорошей семьи и с характером, чем на деньгах.

– Как-то неприлично… такая спешка, – пробурчал Хьюберт.

– Но зато какая романтика; люди не успеют обсудить, правильно ты сделал или нет, а после все это примут, как должное, так всегда бывает.

– А что скажет мама?

– Если хочешь, я с ней поговорю. Она, наверно, не будет против, – ты же не поступаешь, как теперь принято, не женишься на какой-нибудь певичке. Мама просто в восторге от Джин. И тетя Эм и дядя Лоренс тоже.

Лицо Хьюберта прояснилось.

– Тогда решено. Даже не верится. И в конце концов чего мне стыдиться?

Он подошел к Динни, поцеловал ее с несвойственной ему пылкостью и выбежал из комнаты. Динни осталась одна в бильярдной, чтобы поупражняться в коротком ударе. Несмотря на внешнее спокойствие, она была очень взволнована. Объятие, которое она нечаянно застала, было таким страстным, а сама Джин – такой странной смесью темперамента и выдержки, раскаленной лавы и стали, она была такой властной и в то же время такой до смешного юной. Неизвестно, что из этого выйдет, но Хьюберт уже стал совсем другим человеком. И в то же время Динни отчетливо сознавала, что такие порывы ей самой глубоко чужды. Нет, она не отдаст своего сердца второпях. Как говаривала ее старая няня-шотландка: «Наша мисс Динни сперва семь раз отмерит, а уж потом отрежет». Ей-богу же, она нисколько не гордится своим «чувством юмора, не лишенным остроумия, которое окрашивает, а иногда выхолащивает все остальное». Наоборот, она завидует экспансивности Джин, прямодушию Алана, кипучей энергии Халлорсена. Но и у нее есть свои хорошие стороны… И она с улыбкой отправилась в комнаты матери.

Динни нашла леди Черрел в небольшом кабинете рядом со спальней – она шила муслиновые мешочки для душистой вербены, которая росла вокруг дома.

– Родненькая, – сказала Динни, – приготовься к легкому потрясению. Помнишь, я говорила, что хотела бы найти идеальную невесту для Хьюберта? Так вот, она нашлась: Джин только что сделала ему предложение.

– Динни!

– Они обвенчаются, как только смогут, по особому разрешению.

– Но…

– Вот именно, родненькая. Поэтому завтра мы едем в город; Джин и я поживем у Дианы, пока все не будет кончено. Хьюберт скажет отцу.

– Но, Динни, постой…

Динни перешагнула через гору муслина, опустилась на колени и обняла мать.

– Я взволнована не меньше тебя, – сказала она, – хоть и немного иначе – ведь не я его родила. Но, мамочка, ей-богу же, все будет хорошо. Джин – удивительное создание, а Хьюберт влюблен в нее по уши. Ему это пошло на пользу, а уж она постарается, чтобы он чего-то в жизни добился.

– А деньги?

– Они на папу не рассчитывают. Как-нибудь сведут концы с концами, а детей рожать сразу не обязательно.