Джон Голсуорси - Девушка ждёт

Динни как ужаленная выронила листок и замерла; она даже в лице изменилась. Причиной было не то, что она прочла, – она едва ли понимала, что читает. Нет, ее вдруг осенила одна мысль, – удивительно, как она не пришла ей в голову раньше. Динни побежала вниз к телефону и позвонила Флер.

– Слушаю, – ответила Флер.

– Флер, мне нужен Майкл; он дома?

– Да. Майкл, это Динни.

– Майкл? Ты бы мог сейчас же зайти к нам? Насчет дневника Хьюберта. Мне пришла в голову одна мысль, но я бы не хотела говорить об этом по телефону. А может, мне прибежать к вам?.. Ты сам придешь? Хорошо. Если Флер хочет, пусть придет тоже, если нет, – захвати с собой ее здравый смысл.

Майкл пришел один – через десять минут. Волнение Динни, кажется, передалось и ему, и энергия била в нем ключом. Динни увлекла его в нишу гостиной, и они уселись на диван под клеткой попугая.

– Майкл, дорогой, мне вдруг пришла в голову одна мысль: что, если бы нам удалось напечатать дневник Хьюберта? Он не очень большой, и можно дать ему хороший заголовок, например: «Тот, кого предали», или что-нибудь в этом роде…

– «Всеми покинутый», – сказал Майкл.

– Да, «Всеми покинутый»; если показать министру внутренних дел книгу, которая вот-вот выйдет с боевым предисловием, – может, он не станет подписывать ордера. С таким заголовком, предисловием и с поддержкой в печати книга произведет настоящую сенсацию, и очень для министра неприятную. В предисловии можно написать порезче о том, как бросили на произвол судьбы соотечественника, как проявили малодушие и раболепство перед иностранцами и так далее. Пресса на это, безусловно, клюнет.

Майкл взъерошил волосы.

– Это действительно мысль; но тут возникает ряд вопросов. Во-первых, как сделать так, чтобы все это не пахло шантажом. Если мы не сможем этого избежать, вся затея рухнет. Стоит Уолтеру почуять шантаж – он ни за что не уступит.

– Но ведь наша задача – внушить ему, что, если он подпишет ордер, ему придется об этом пожалеть.

– Детка, – сказал Майкл, пуская дым в попугая, – все это надо сделать куда тоньше. Ты не знаешь наших государственных мужей. Они не любят действовать по подсказке и делают только то, что им выгодно, под видом самых высоких побуждений. Заставляя Уолтера руководствоваться побуждениями низменными, надо внушить ему, что они высокие. Без этого ничего не выйдет.

– А разве ему будет мало, если он на словах заявит, что они высокие? Неужели надо, чтобы Уолтер и на самом деле так думал?

– Да, надо, хотя бы при дневном свете. То, что он думает в три часа ночи, не имеет значения. Знаешь, он ведь не дурак. – Майкл снова взъерошил волосы. – Пожалуй, единственный человек, который может нам помочь, – это все тот же Бобби Феррар. Он знает Уолтера как облупленного.

– А он хороший человек? Он захочет?

– Бобби – сфинкс, но очень порядочный сфинкс. Он все знает. Он словно аккумулятор, собирающий слухи, мимо него ничего не пройдет, а мы сможем держаться в тени.

– Но разве не важнее всего – поскорее послать дневник в типографию, чтобы казалось, будто он вот-вот выйдет в свет?

– Да, но вся загвоздка в предисловии…

– Почему?

– Мы ведь хотим, чтобы Уолтер прочитал книгу и пришел к выводу, что подписать ордер – значит нанести Хьюберту незаслуженный удар, – как оно и есть на самом деле. Другими словами, мы хотим затронуть тайные струны его души. Но я уже слышу, как он себе говорит: «Да, не повезло молодому Черрелу, здорово не повезло; но ведь это – решение судьи, да и боливийцы на нас нажимают; к тому же он принадлежит к привилегированному классу, а тут дело тонкое – еще подумают, что мы делаем поблажки аристократам…»

– По-моему, это так несправедливо! – горячо прервала его Динни. – Почему надо жестче подходить к человеку только за то, что он случайно родился не сыном сапожника? Это просто трусость.

– Да, но в этом смысле все мы трусы. Однако предоставим слово Уолтеру, которого ты прервала. «Нельзя делать поблажки, – продолжает он. – К тому же малые страны требуют к себе особого уважения».

– Но почему? – снова прервала его Динни. – Мне кажется…

– Знаю, Динни, знаю, – жестом остановил ее Майкл. – Но это как раз тот психологический момент, когда откуда ни возьмись появляется Бобби и говорит: «Между прочим, тут еще будет предисловие. Мне его показали. Там проводится мысль, что Англия любит проявлять великодушие за счет своих собственных подданных. Довольно-таки едко сказано, сэр. Пресса за это ухватится. Старая песенка – „Мы не умеем постоять за своих соотечественников“ – всегда имеет успех. И знаете, – заметит дальше Бобби, – мне давно казалось, что такой большой человек, как вы, легко мог бы рассеять впечатление, будто мы не умеем постоять за своих. Я не говорю, что это так на самом деле; может быть, это вовсе не так, но такое впечатление существует, и оно прочно укоренилось; вы, сэр, лучше всякого другого могли бы восстановить равновесие. А данный случай не плохой повод снова завоевать общественное доверие. Да и по существу-то ведь, – скажет далее Бобби, – было бы правильнее не подписывать ордера, – ведь шрам-то, между нами говоря, настоящий, и выстрел действительно был сделан в порядке самозащиты; наконец и стране будет полезно почувствовать, что на правительство можно положиться, оно не бросает своих на произвол судьбы». На этом Бобби и ретируется. А Уолтеру уже и в голову не придет, что ему просто хочется избежать неприятностей, – он будет верить, что мужественно защищает интересы своей страны… Что и требуется государственным деятелям. – Майкл закатил глава. – Видишь ли, Уолтер прекрасно сообразит, хоть никогда этого и не признает, что, если ордер не будет подписан, предисловие не появится. Больше того, в ночной тиши он будет с собой откровенен; но если при свете дня он себе скажет, что совершает геройский поступок, не подписывая ордера, – какое кому дело до того, о чем он думает по ночам. Понятно?

– Ясно как божий день, Майкл. Но разве не нужно, чтобы он прочел предисловие?

– Надеюсь, что нет, но оно должно быть у Бобби под рукой, на случай, если ему понадобится подкрепить свои доводы. Бобби Феррар любит все делать основательно.

– Но захочет ли мистер Феррар этим заниматься?

– Да, – сказал Майкл, – в общем, да. Отец когда-то оказал ему услугу, а старый Шропшир его дядя.

– Кто может написать предисловие?

– Думаю, что уговорю старого Блайза. У нас в партии его все еще побаиваются, и он, когда захочет, умеет писать так, что мороз подирает по коже.

Динни в волнении сжала руки.

– А он захочет?

– Это зависит от дневника.

– Тогда я думаю, что захочет.

– Можно мне его прочитать, прежде чем я отдам его в типографию?

– Конечно! Только имей в виду, Хьюберт не хочет, чтобы дневник был напечатан.