Джон Карр - Расследования доктора Гидеона Фелла. Преступный замысел (сборник)

Перед тем как окончательно стемнело, корабль поразил всплеск активности. Прелестница с раскосыми глазами, ехавшая в Париж за разводом, достала из багажа свое самое обольстительное вечернее платье. Даже юной школьной учительнице, плывшей в Англию, чтобы увидеть Озерный край, захотелось сегодня принарядиться. Романтические увлечения вспыхивали по всему кораблю, как огоньки. Сразу две или три компании затеяли игру в бридж, а пианино в баре наконец-то проснулось от забытья. В кают-компании царил гомон. Леди щеголяли драгоценностями, восхищенные кавалеры изучали винную карту, а оркестр в первый раз звучал вдохновенно.

Морган – уставший, в дурном настроении и не переодетый к ужину – в сопровождении двоих своих компаньонов вошел в кают-компанию и понял, что вечер, похоже, затянется и столь скучную и спокойную «Королеву Викторию» ждет грандиозная вечеринка.

Самому Моргану было не до веселья. После четырех часов расспросов он и сам почти убедился, что девушки с древнегреческим профилем никогда не существовало. Ее не было на корабле, и (пока все указывало именно на это) она даже не поднималась на борт. От всего услышанного Моргану стало не по себе.

Никто ее не знал. Никто не помнил, чтобы она появлялась на палубе. Морган воспользовался предлогом Пегги, заявив, что ищет таланты для концерта. Отчаиваясь все больше, в какой-то момент разговора он признавал, что ищет загадочную незнакомку. На некоторых пассажиров, и так испуганных неожиданной просьбой, его расспросы произвели не лучшее впечатление. Особенно непросто прошел разговор с четырьмя пассажирами: лордом Стартоном, одним служившим в Индии полковником, его страдавшей от морской болезни супругой и бостонской активисткой организации «Дочери американской революции», путешествовавшей с многочисленной родней. Эти четверо вытолкали посетителей из своих кают прежде, чем Морган вообще успел что-либо сказать. Даже капитан Валвик, привыкший ничего не принимать близко к сердцу, был возмущен подобным поведением.

А вот помощь миссис Перригорд действительно оказалась неоценимой. Хотя она, должно быть, осознавала, что Морган не все ей рассказал о целях этого опроса, женщина оставалась невозмутима, даже, можно сказать, горела энтузиазмом и желанием помочь. Она упрощала задачу Моргана способом, которым писатель восхищался, хотя и не мог воспроизвести. Когда гордая мамаша начинала долгое повествование о том, что ее дочурка Франс девяти лет от роду научилась играть на скрипке «Рождественскую песнь» всего лишь после шести уроков или как профессор Е. Л. Кропоткин предрекал ей большое будущее в качестве исполнительницы, миссис Перригорд произносила «Не ду-умаю, что нам следует тратить ваше вре-емя» столь холодно, что это останавливало излияния даже самых словоохотливых. Это была, без сомнения, выдающаяся способность, но она не особенно подбадривала Моргана в эти долгие часы разговоров. Он устал и проголодался, ему было жарко, и под конец опроса писатель выработал стойкую ненависть ко всей человеческой расе.

Миссис Перригорд же не унывала, напротив, она заявила, что опрос пассажиров доставил ей огромное удовольствие. Все это время она многословно болтала с Морганом, периодически беря его за руку. Более того, она даже воспылала приязнью к шкиперу Валвику, в его присутствии театральным шепотом сообщив Моргану, что он «столь све-еж и неиспорчен». Впрочем, по мнению весьма раздраженного ее словами шкипера, такая характеристика более подошла бы рыбе. Еще одним загадочным обстоятельством оказалось поведение Уоррена, которого друзья зашли проведать перед ужином.

Было уже темно, но юноша не стал включать в камере свет. Уоррен лежал на койке, отвернувшись лицом к стене, будто спал. В одной руке он сжимал книгу, заложив пальцем страницу, на которой остановился. Парень глубоко дышал.

– Эй! – свистнул Морган. – Курт! Просыпайся! Слушай…

Уоррен не пошевелился. Моргана охватили смутные подозрения, но затем он разглядел бутылку виски, которая была лишь слегка почата, – Курт не мог быть пьян.

– Бе-едный юноша! – пробормотала миссис Перригорд.

Матрос, чьей обязанностью было охранять Уоррена, учтиво поднялся со своего стула и объяснил, что джентльмен весь день так себя ведет – должно быть, устал.

– Мне это не нрафится, – покачал головой Валвик. – Ахой! – прорычал он, постучав по прутьям. – Ахой!

Фигура слегка пошевелилась. Во мраке камеры Уоррен приподнял голову, со зловещим выражением лица приложил к губам палец, прошипел: «Тсс!» – махнул рукой, чтобы они шли прочь, и снова улегся на койку.

И они пошли прочь. Что бы это все ни значило, предвкушение еды и выпивки вытеснило данный эпизод из памяти Моргана. Запахи, витающие в кают-компании, заставляли его сердце биться чаще. Генри вдохнул полной грудью. Но за столом капитана никого не было – даже доктора Кайла. Пустые стулья зловеще выделялись среди толпы. Морган уставился на них.

– Вы должны-ы, – говорила тем временем миссис Перригорд, – вы просто обя-азаны присоединиться к нашему столику сегодня. Что бы ни беспоко-оило вас, мистер Морган, я настаиваю, чтобы вы выбросили это из головы. Иде-емте! – Она растянула губы в загадочной улыбке Моны Лизы, ведя своих озадаченных гостей через комнату. – Мой му-уж, как вы знаете, мистер Морган, человек весьма экстраординарных принципов, но я, с друго-ой стороны…

Она вновь улыбнулась.

А затем миссис Перригорд заказала шампанское.

Отведав супа, Морган почувствовал, как в его теле разливается приятное тепло. Вкусив рыбы, он понял, что высказывание «человек человеку волк» не всегда истинно, и воспрянул духом. Съев примерно половину нежнейшего стейка, он наконец расслабился. Стейк примирил его с миром своей хрустящей корочкой и розоватой мякотью; над блюдом вился дымок, жареный картофель, поданный как гарнир к мясу, таял во рту. Тихо что-то наигрывал оркестр, люди вокруг лучились беззаботной радостью. Жизнь наконец перестала казаться горой немытой посуды, заиграв новыми красками. Кают-компанию заливал теплый свет, шампанское кружило голову. Капитан Валвик блаженно закатил глаза, произнеся «М-м-м…» А когда стейк исчез, а на его месте возникло загадочного цвета мороженое и горячий черный кофе, Моргана переполнило острое ощущение счастья. Он прислушался к голосам людей вокруг. В голове шумело шампанское, заставлявшее его улыбаться миссис Перригорд и шкиперу и отбивать ногой ритм, когда оркестр неосторожно принялся играть мелодию Гилберта и Салливана [76].

– Та-ти-та-та-та-ти-та-та-та-ри … – напевал Генри Морган, кивая головой в такт. – Чик-чирик, чик-чирик, чик-чирик .

Он улыбнулся, и миссис Перригорд просияла в ответ.