Мария Корелли - Вендетта, или История одного отверженного

«Отчего же?» – спросил я.

Она глубоко покраснела. «Я желаю от него избавиться, – сказала она после небольшой паузы. – Признаюсь вам честно, недавно он дал мне значительный повод для беспокойства, и я часто его опасаюсь. Под вашей защитой я чувствую себя в полной безопасности, но я не всегда имею это удовольствие…»

Момент настал, и я продвинулся вперед еще на пару шагов.

«Почему же нет? – сказал я. – Это зависит всецело от вашей воли».

Она замерла и наполовину поднялась в своем кресле, ее работа выпала из рук.

«Что вы имеете в виду, граф? – она затрепетала, немного смутившись и даже встревожившись. – Я вас не понимаю!»

«Я имею в виду именно то, что говорю, – продолжил я холодным жестким тоном и, наклонившись, я поднял ее вышивку и подал ей. – Но, прошу вас, не подумайте дурного! Вы сказали, что не можете всегда располагать моей защитой, а мне кажется, что это возможно, если только вы станете моей женой».

«Граф!» – здесь она запнулась. Я поднял руки в знак молчания.

«Я прекрасно осознаю, – продолжал я деловым тоном, – ту разницу в возрасте, что существует между нами. Я не располагаю рекомендациями ни молодости, ни здоровья, ни красоты. Тяжелое и горькое разочарование в жизни сделало меня таким, какой я сейчас. Однако я располагаю почти неистощимым богатством, у меня есть положение и власть, а помимо этих вещей, – и тут я посмотрел на нее пристально, – я страстно желаю воздать должное вашим замечательным качествам и дать вам все то, чего вы поистине заслуживаете. Если вы можете представить себя счастливой со мной, – скажу вам откровенно, я не в состоянии предложить вам страстного обожания молодого мужчины, моя кровь холодна, а пульс бьется медленно, – то я сделаю все, что в моих силах!»

Произнеся все это, я замолчал, напряженно глядя на нее. Она попеременно то бледнела, то краснела, а на минуту казалась потерянной в своих мыслях, а затем внезапная победная улыбка тронула ее губы, она подняла свои огромные любящие глаза, глядя на меня с тающей и задумчивой нежностью. Она аккуратно отложила свою вышивку, подошла близко ко мне – тепло ее нежного дыхания коснулось моей щеки, а ее странный взгляд зачаровывал меня, и что-то вроде ужаса встряхнуло мои нервы.

«Вы хотите сказать, – проговорила она с нежным пафосом в голосе, – что вы желаете на мне жениться, но на самом деле меня не любите?»

И почти умоляюще она положила свою белую ручку на мое плечо, музыка ее голоса зазвучала низкими и пугающими нотами, она с трудом дышала. Я же хранил молчание, отчаянно сражаясь с той глупой страстью, которая внезапно нахлынула на меня: со страстным желанием прижать это очаровательное хрупкое существо к сердцу, покрыть ее губы поцелуями и задушить в своих неистовых объятиях! Однако я подавил этот безумный импульс и сидел молча. Она смотрела на меня, медленно подняла свою руку и провела ею, ласково погладив мои волосы.

«Нет, вы и правда меня не любите, – прошептала она, – но я скажу вам правду – я люблю вас!»

И она выпрямилась во весь рост и снова улыбнулась, когда произносила эту ложь. Я знал, что это не было правдой, тем не менее я взял руку, которая гладила меня, и крепко ее сжал, отвечая:

«Вы любите меня? Нет, нет, я не могу в это поверить, это невозможно!»

Она мягко рассмеялась. «И, тем не менее, это правда, – сказала она уверенно, – в самый первый раз, когда я вас увидела, то поняла, что непременно вас полюблю! Мой муж мне никогда даже не нравился, и хотя в чем-то вы на него и похожи, но в целом вы с ним абсолютно разные, и вы превосходите его во всем. Верьте мне или нет, но вы единственный мужчина на земле, которого я когда-либо любила!»

И она утверждала это столь бесстыдно, с гордостью и с чувством собственного достоинства. Несколько ошеломленный такой манерой речи, я спросил:

«Тогда, значит, вы станете моей женой?»

«Стану! – ответила она, – и скажите мне, ваше имя Чезаре, верно?»

«Да», – ответил я механически.

«Тогда, Чезаре, – пробормотала она нежно, – я заставлю вас сильно меня полюбить!»

И быстрым гибким движением ее податливой фигуры, она мягко устроилась напротив меня и подняла пылавшее радостью лицо.

«Поцелуйте меня!» – сказала она и стала ждать. Словно в каком-то кружащемся кошмаре я нагнулся и поцеловал эти лживые сладкие губы! Я бы скорее предпочел коснуться губами отравленной пасти змеи! И все же этот поцелуй пробудил во мне некую ярость. Я обхватил руками ее полунаклоненную фигуру, нежно толкнул ее обратно в кресло, с которого на встала, и уселся позади нее, не разжимая объятий.

«Вы и правда меня любите?» – спросил я почти что страстно.

«Да!»

«И я – первый мужчина, который стал вам не безразличен?»

«Вы – первый!»

«И вам никогда не нравился Феррари?»

«Никогда!»

«Он когда-нибудь целовал вас, как я сейчас?»

«Ни разу!»

Бог мой! Ее ложь вылетала, как стрелы из лука! Целый град стрел! И каждое слово было сказано с такой искренностью! Я был поражен той непринужденностью и быстротой, с которой они слетали с языка этой женщины, ощутив нечто вроде того тупого удивления, которое выражает крестьянин, впервые видя фокусника, вытягивающего многоцветную ленту метр за метром изо рта. Я взял маленькую ручку, где все еще поблескивало обручальное кольцо, которое я сам когда-то туда поместил, и аккуратно надел на тонкий пальчик кружочек с великолепным розовым бриллиантом. Я долгое время носил с собой эту вещь в ожидании момента, который наконец настал. Она выскочила из моих рук с довольным возгласом.

«О Чезаре, какая прелесть! Как вы добры ко мне!»

И, наклонившись ко мне, она снова поцеловала меня, а затем, облокотившись на мое плечо, она подняла руку, чтобы полюбоваться сверканием алмаза на свету. Внезапно она сказала с некоторым беспокойством в голосе:

«Вы же не скажете Гуидо? Пока что?»

«Нет, – ответил я, – определенно он ничего не узнает, пока не вернется. В противном случае он немедленно покинет Рим, а мы не хотим видеть его так скоро, верно?» И я начал машинально играть с ее вьющимися золотыми локонами, в то время как внутренне радовался столь быстрому успеху своих планов. Она тем временем стала задумчивой и рассеянной, и в течение нескольких минут мы оба молчали. Если бы она только знала! Если бы она только могла вообразить, что только что обручилась со своим собственным мужем, – с человеком, которого она одурачила и обманула, с бедным дураком, над которым она смеялась и которого презирала, с тем, чья жизнь представляла собой лишь препятствие на ее пути, и чьей смертью она была так довольна! Стала бы она тогда улыбаться так сладко? Поцеловала бы она тогда меня?

Она припоминала, спокойно лежа рядом со мной, некоторые моменты из прошлого, то и дело поворачивая подаренное мною кольцо вокруг своего пальца.