Жан Жироду - Безумная из Шайо

Барон. Вы уверены, что эти сто франков ваши?

Председатель. Во всяком случае, скорее мои, чем его. Стофранковые билеты для богатых, а не для бедняков. Официант, позаботьтесь наконец, чтобы, нас не беспокоили. Здесь форменная толкучка!

Барон. Не будет ли нескромностью с моей стороны полюбопытствовать, чем станет заниматься наше Общество?

Председатель. Нескромностью это назвать нельзя, но так как-то не принято. Вы – первый член Административного совета, проявляющий подобное любопытство.

Барон. Простите, впредь не буду.

Председатель. Прощаю тем охотнее, что сам еще не знаю, чем будет заниматься наше Общество.

Барон. У вас есть капитал?

Председатель. У меня есть агент из биржевых зайцев. Его мы и ждем.

Барон. Вы располагаете какими-нибудь залежами полезных ископаемых?

Председатель. Да будет вам известно, дорогой барон, что Обществу при его учреждении нужен не объект деятельности, а наименование. Мы, деловая аристократия, никогда не оскорбляем покупателей наших акций предположением, что, покупая, они намереваются совершить меркантильную операцию, а не предаться игре воображения. Наша единственная честолюбивая цель – разбудить их воображение: мы не впадаем в заблуждение романистов, которые, придумав подходящее название, считают себя обязанными написать и самый роман.

Барон. И каково же в данном случае название?

Председатель. Этого я еще не знаю. Если же я, как вы могли заметить, немного нервничаю, то лишь потому, что сегодня вдохновение мое как-то запаздывает… Да вот! Глядите, вот она. Никогда еще не видел такой многообещающей!

Барон. Вы говорите о какой-то женщине? Где вы здесь видите женщин?

Председатель. Физиономия! Одна из тех физиономий, о которых я рассказывал вам. Вон тот человек, слева от нас, что пьет воду.

Барон. Вот так многообещающее лицо! Уличная тумба, да и только!

Председатель. Совершенно верно, одна из живых тумб, воплощающих хитрость, жадность, упрямство. Тумбы эти стоят всюду, где идет игра и торговля любовью, где добываются железо и фосфат. Они – вехи на путях удачи, преступления, каторги, власти. Видите, он нас уже заметил. И понял. Сейчас подойдет.

Барон. Вы же не станете доверять ему наши секреты?

Председатель. Дорогой барон, я никогда не доверял даже дочери и жене. Ближайшие мои друзья и секретари не знают никаких моих секретов, даже самых невинных. Моя старшая машинистка ведать не ведает, где я на самом деле живу. Но я из принципа сообщаю решительно все неизвестным, которых мне посылает случай: я вижу их безжизненные лица и понимаю, что безопасность моя обеспечена. Ни один из них никогда не предал меня. Эти искривленные рты, бегающие глаза – гарантия верности, как ее понимают в нашем кругу. Впрочем, он тоже угадал во мне верного человека и без колебаний откроет мне все. Знаки, по которым узнают друг друга адепты разных обществ, где царят несколько необычные нравы, – наивная мелочь по сравнению с приметой, дающей возможность узнавать друг друга нам, служителям удачи. Эта примета – тупость выражения и некий отсвет смерти на лице. На моем он все это и увидел. Еще минута – и он будет здесь.

Глухонемойобходит столики и на каждый кладет конверт.

Да оставят нас в покое или нет? Просто заговор какой-то! Забирайте свои конверты и проваливайте!

Глухонемой знаками показывает, что ничего не слышит.

Официант!.. Не трогайте конвертов, барон. Этот глухонемой служит в полиции: он таким способом собирает отпечатки пальцев.

Барон. Удачно придумано! Сразу куча оттисков!

Председатель. Бедная полиция! Наивна, как всегда. Она получает только то, что ей совершенно не нужно: отпечатки щедрых и честных посетителей… Эй, вы, глухонемой, что вам больше нравится – убраться отсюда или попасть за решетку?

Глухонемой оживленно жестикулирует и гримасничает.

Председатель. Официант, о чем это он?

Официант. Его понимает только Ирма.

Председатель. Какая еще Ирма?

Официант. Судомойка, мсье. Да вот и она.

Появляется Ирма. Внешность – ангельская.

Председатель. Избавьте нас от этого типа, мадам судомойка, не то я позову полицейского…

Глухонемой делает жесты и гримасы.

Что он там мелет, черт побери?

Ирма (следя за мимикой глухонемого). Говорит, что жизнь прекрасна.

Председатель. Он не из тех, кому полагается иметь свое мнение о жизни.

Ирма. У вас душа безобразная.

Председатель. Душа или жена?

Ирма. И та и другая. И даже третья. У вас две жены.

Председатель. Управляющего сюда! Немедленно!

Глухонемойи Ирмаисчезают.

Что там еще такое?

Подходит Продавец шнурков.

Председатель. Полиция!..

Продавец шнурков. Шнурочков не надо?

Барон. Мне как раз нужен один шнурок.

Председатель. У этого не покупайте!

Продавец. Красный? Черный? Ваши совсем истерлись. Даже цвета не разобрать.

Барон. Поворот к лучшему в моих делах позволяет мне купить целую пару шнурков.

Председатель. Барон, я не могу вам приказывать. В моей власти только установить – это будет на нашем первом заседании – количество жетонов, положенных вам за присутствие на Совете, и решить вопрос о предоставлении вам права пользоваться в необходимых случаях автомобилем. Но обстоятельства вынуждают меня со всей скромностью выразить пожелание, чтобы вы ничего не покупали у этого человека.

Барон. Я всегда уступал просьбам, выраженным в столь любезном тоне…

Продавецуходит.

Но кому же этот бедняга сбудет свой товар?

Председатель. Он не нуждается в вашей помощи. Возмутительная круговая порука позволяет всей этой накипи устраиваться без нас. Продавец шнурков сбывает свой товар босякам, продавец галстуков снабжает бродяг в тельняшках, лоточник, торгующий заводными игрушечными утками, продает их грузчикам Центрального рынка. Отсюда их наглый тон и дерзкие взгляды. Отсюда же их гнусная независимость. Не надо ей потакать. А вот и наш агент. Браво! Он так и сияет.

Появляется Биржевой заяц.

Биржевой заяц. У меня для этого все основания, председатель. Победа за нами. Можно начинать. Слушайте!

Подходит Жонглер, он жонглирует цветными кеглями.

Председатель. Нам не терпится это сделать.

Биржевой заяц. Во-первых, эмиссия. Акции выпускаются с номиналом сто на сто. Однако я устанавливаю стоимость обыкновенной акции в сто десять, по цене привилегированной, что дает мне право перепродать ее по сто двенадцать, так что после спровоцированных нами колебаний курс устанавливается девяносто один и два… Мои агенты создают небольшую суматоху, держатели начинают волноваться, и мы приступаем к скупке.