Дэниел Сигел - Майндсайт. Новая наука личной трансформации

Да, благодаря префронтальной коре сознание планирует, мечтает, воображает и рефлексирует, а также постоянно переосмысливает себя с течением времени. Это дает человеческому сознанию потенциал, кажущийся практически безграничным. Однако такой навык дорого нам обходится.

В четырнадцать лет в нашей семье я отвечал за сад, лежащий позади одноэтажного дома, построенного в испанском стиле. Под палящим калифорнийским солнцем мы выращивали мандарины, сливы, персики и даже инжир. Мне нужно было собирать фрукты и ухаживать за растениями, а главное – поливать их в самые жаркие месяцы. Я находил это отличной работой.

Та весна, правда, оказалась очень дождливой, и клубника росла особенно интенсивно, давая все новые и новые побеги. Она напоминала тянущего длинные щупальца осьминога. «Урожай» улиток тоже удался на славу: они охотно впитывали накопившуюся влагу и пировали на листьях и ягодах. Однажды вечером после школы я принес из гаража средство для уничтожения улиток и обрызгал им побеги в надежде сохранить ягоды для людей.

Надпись на бутылке гласила: «Осторожно, яд! Хранить в недоступном для детей и домашних животных месте». Без проблем: я был самым младшим и знал, что следует хорошенько вымыть руки. А что касается домашних животных, то ферму по разведению морских свинок на заднем дворе мы прикрыли еще несколько лет назад, а другие животные находились дома в клетках. Еще у нас жил Эмерсон, щенок моего пса Принца. Принц, веселая дворняга, ростом мне до колена, выбрал себе в «жены» красивую бездомную собаку – смесь бельгийской овчарки и бордер-колли. Мы продали шесть щенков из их потомства, кроме Эмерсона, и пристроили маму. Надо сказать, что со школой, садом, огромным аквариумом с тропическими рыбками и двумя собаками дел у меня было очень много.

Но два месяца назад Принц отправился на длительную прогулку по отлично знакомому ему маршруту, и его сбила машина. Пришла соседка в слезах и рассказала нам о случившемся. Мой брат занес Принца в дом, и мы успели попрощаться с ним, прежде чем он умер и его увезли. Я все еще пытался оправиться от этой потери и дома всегда держал Эмерсона рядом. В честь отца и, возможно, чтобы в каком-то смысле оживить Принца, мы переименовали этого милого, умного щенка с проницательным взглядом в Принца Младшего.

Я отчетливо помнил, как прочел этикетку от химикатов и подумал, что нужно предупредить родителей, чтобы они не выпускали в сад Принца Младшего. Я сделал домашнее задание, почистил зубы, умылся и пошел спать, а мой преданный друг устроился рядом. Когда я проснулся, Принц Младший был мертв.

Очень долго я не мог смотреть на себя в зеркало: я стыдился смотрящего на меня человека. Еще вчера жизнь казалась простой, безмятежной, спокойной. А на следующее утро я понял, что отравил лучшего друга. И даже хуже: я видел предостережение и знал, что нужно сделать, но просто забыл, занявшись домашним заданием. Я никому не рассказал об этом.

Перемотаем на одиннадцать лет вперед. Я работал стажером в клинике на северо-западном побережье Пуэрто-Рико. Я прошел курсы по оказанию первой помощи и тропическим болезням, и теперь местное бедное население, живущее в райском для любого серфера месте, зовет меня доктором. Я не занимался серфингом, но взял несколько уроков по подводному плаванию в ожидании выходных дней, чтобы исследовать рифы и пещеры Карибского моря.

Все утро я принимал пациентов, близился обед, а у меня внутри было какое-то смутное и некомфортное ощущение. Я думал о малыше Пабло, которого принимал пару часов назад. У него наблюдалась сильная боль в ухе и высокая температура. Я подробно расспросил его маму на своем вроде бы прогрессирующем, но пока еще не очень уверенном испанском, осмотрел пациента, проконсультировался с главным врачом, и мы прописали мальчику антибиотик, поставив диагноз «выраженная ушная инфекция». (Я часто болел подобным, будучи ребенком, и помнил испытанные боль и страх.) После визита я посмотрел им вслед: мама в правой руке несла рецепт, а в левой – ребенка.

Меня не покидало странное ощущение: мне казалось, что я отравил Пабло. Правильный ли я выписал антибиотик? Окажись дозировка слишком большой, он уничтожит не только вредные бактерии в среднем ухе, но и хрупкие клетки, покрывающие внутреннее ухо и отвечающие за слух. Я убеждал себя, что волнения напрасны.

Я отправился в регистратуру, чтобы найти карту Пабло и проверить дозировку. Выяснилось, что я записал только название препарата, но не дозу. Тогда я попытался узнать номер телефона пациента, но оказалось, что мальчик с мамой живет в отдаленной части города без связи. По-прежнему беспокоясь, я иду на пляж, но вместо того, чтобы расслабиться и съесть сэндвич, я пускаюсь в дальний путь, в район Пабло. Пальмы качаются на восточном ветру, который на этом побережье так часто превращается в ураган. Я пробираюсь по песчаному берегу, переступая через упавшие кокосы и перекрученные корни пальм. Я до сих пор помню тяжелые плоды манго на ветках и едкий воздух, а еще визг и запах свиней, пасущихся во дворах.

Я бреду по безымянным улицам и спрашиваю всех встречных по-испански: «Где здесь дом семьи Риос? Сеньора Риос живет где-то здесь?» Я прошу людей говорить медленнее и в конце концов выясняю, что дом семьи Пабло стоит на соседней улице, рядом с заброшенным участком. Когда я зашел к ним, Пабло с мамой находились прямо за дверью и очень удивились, увидев меня. Я объяснил им, что хочу посмотреть на упаковку с лекарством, чтобы проверить дозировку.

Я знал, что дозировка рассчитывается на основании веса Пабло. Я правильно вычислил суточную дозу, но прописал пить ее трижды в день вместо того, чтобы разделить на три приема. Один день передозировки был не так страшен, но за десять лекарство погубило бы волосковые клетки, навсегда лишив Пабло слуха. Я сделал первую большую врачебную ошибку.

Не знаю, как я это почувствовал. Ощущение во всем теле, гложущее беспокойство в сердце и в животе – они просто не отпускали меня.

Я исправил дозировку, и, когда обнял Пабло и попрощался с его мамой, внутреннее чувство, желающее все проверить, было удовлетворено. Необходимость знать наверняка появилась у меня после смерти Принца Младшего, а возможно, потому что я получил ответственную должность. Наше сознание все время борется с неопределенностью, и я выбрал себе профессию, где постоянно активируется потребность в точной информации. Темпоральная интеграция являлась для меня не роскошью, а абсолютной необходимостью для моей работы – заботы о других.

Сегодня данная проблема не менее актуальна для медицины. Безусловно, в наши дни существуют компьютерные программы, облегчающие медикам выполнение сложных процедур. В некоторых областях это позволило существенно уменьшить число ошибок, обусловленных человеческим фактором, и сократить риск осложнений, в том числе с летальным исходом. Но нам все равно нужно продолжать слушать себя и свою интуицию, подаренную префронтальной корой. Тогда мы сможем не только проверять, но и чувствовать, причем очень точно, что мы сделали все необходимое.