Ричард Бернстайн - Восток, Запад и секс. История опасных связей

“Города греха были публичными домами, санкционированными армейским начальством, – писал один ветеран в воспоминаниях, выложенных в Сеть. – Днем снаружи была выставлена военная полиция, которая следила за тем, чтобы все посетители уходили до наступления ночи. Джи-ай ходили туда выпустить пар и развлечься с “мамами-сан”. Пиво там стоило пятьдесят пиастров, а секс – триста. “Мама-сан” говорила: “ Ты джи-ай номер один”. Это значило – парень что надо. Номер десять означал минет, а секс называли “бум-бум”. А занимались этим обычно в комнатушке за баром”.

Сам Ан-Кхе, как рассказывал мне Фрэнк Магуайр, советник при АРВ, был “типичным городишкой в горах”. Он представлял собой полосу из домов и лавок, вытянувшихся вдоль извилистого шоссе: “Город греха стал дополнительным отростком, выросшим чуть в стороне от всего остального. Там стояло кольцом десять, а может и двадцать, маленьких баров, где сзади имелись каморки для уединения с девушками. Мне казалось, это чертовски здорово придумано. Парни торчали в джунглях по три-четыре дня подряд, а то и дольше, и порой они были до смерти напуганы и даже сами не понимали, где находятся. А когда они возвращались, то могли вот так расслабиться. Все заведения находились под надзором правительства, к ним и врач приставлен был, чтобы девушек проверять”.

Магуайр вспоминал и то, что, пожалуй, можно назвать самым привлекательным моментом: женщины, которые там работали, почему-то совсем не походили на проституток. Такой взгляд противоречит утверждению из статьи в “Тайме” о том, что именно “алчность местного сброда” во Вьетнаме приводила к созданию злачных мест вроде Города греха. Сколько же нужно высокомерия, чтобы осуждать бедняков за то, что они силятся получить хоть немножко денег от богатых иностранцев. К тому же, учитывая расценки, трудно представить, чтобы эти женщины сильно обогащались, во всяком случае по американским меркам. Некоторые из бывших посетителей Города греха вспоминали, что там работал вовсе не “сброд”, а довольно милые женщины, испытывавшие искреннюю симпатию к тем джи-ай, с которыми познакомились.

Это самое частое замечание по поводу секса по найму в Азии. Женщины там кажутся более милыми, свежими, готовыми угождать, чем их западные товарки. Они более нежные и не имеют ничего общего с теми грубоватыми, циничными дамочками, торгующими собственным телом, каких можно встретить, скажем, в Нью-Йорке или на рю Сен-Дени в Париже. Это бедные девушки, мечтающие о лучшей жизни для себя и порой искренне привязывающиеся к американцам, с которыми познакомились. Во Вьетнаме завязывались и относительно прочные связи, иногда заключались браки – правда, часто они распадались вскоре после приезда супругов в США. “Я никогда не смотрел на них как на проституток, – вспоминал Магуайр. – Они не вели себя так… деловито, что ли. Ну, знаете, типа: “Твое время истекло, все, следующий!”

Не было ли это просто самообманом, новым перепевом старых басен о шлюхах с золотым сердцем из вьетнамской глубинки? Безусловно, отчасти это было так. Ведь молодежи вообще и молодым американцам в частности свойственно желание нравиться. В любом случае Город греха – не столько сама проституция, сколько преходящий характер завязывавшихся там отношений – наводит на грустные мысли о том, что изначально печальными были свидания молодых людей, имевших деньги в кармане и дом на родине, куда они собирались вернуться, и нищих, обездоленных женщин, чьи дома разрушила война. “У тебя нет жена-сан, у тебя нет дети-сан. Кто плакать по тебе, когда тебя убивать?” – так, по воспоминаниям Магуайра, говорила одна женщина солдату, уговаривая его жениться на ней.

“У меня было такое ощущение, что американцы не относились к проституткам с каким-то презрением, – рассказывал Нгуен Нгок Луонг, который работал переводчиком и репортером сайгонского бюро “Нью-Йорк таймс” в последние годы вьетнамской войны. – Они ведь жили вдали от родины, без семьи, поэтому нуждались в этих женщинах. А те были очень милыми и брали недорого”.

Луонг, у которого я брал интервью в 2008 году в Хошимине, обычно сопровождал Глорию Эмерсон (одну из корреспонденток, с которыми работал) в аэропорт Тан Сон Нхат: они провожали джи-ай, отбывавших на родину. Многие из них увозили с собой жен-вьетнамок. В ту пору американское консульство вело бойкую торговлю визами для таких новоиспеченных супруг. “В Японии мало кто женился, – говорил Луонг, имея в виду редкость браков между американскими солдатами и их подругами-японками. – А во Вьетнаме это происходило часто. Почему? Не знаю”.

Возможно, это объяснялось тем, что ко времени вьетнамской войны межрасовые браки стали для Америки более привычным явлением, чем в годы оккупации Японии, поколением раньше. А может быть, причина была в другом: вьетнамки охотнее расставались со своей страной. Япония уже потерпела разгром и отстраивалась заново, а Вьетнаму – стране гораздо более бедной, чем Япония, – грозила реальная опасность захвата коммунистами. К тому же Япония была враждебной США страной, а Южный Вьетнам считался страной дружественной. Как бы то ни было, несмотря на широкое распространение самой грубой, низменной проституции во Вьетнаме, там зарождались и настоящие, глубокие, длительные отношения. “Мне кажется, многие девушки не становились проститутками в строгом смысле этого слова, – говорил Луонг другому интервьюеру. – Большинство из них жили в маленькой комнатке неподалеку, где все им оплачивал один конкретный джи-ай. То есть у них имелся постоянный парень из солдат, а когда его убивали или он уезжал домой, они заводили нового дружка. Им очень нравились джи-ай. Большинство американских солдат хорошо обращались с девушками, очень приветливо. Это надо было видеть своими глазами! Девушки держались тепло с джи-ай, а те были при них все равно что малые дети. Девушки по-матерински заботились о них”.

Магуайр соглашался, хотя и более мрачно смотрел на последствия обреченных отношений. “Девушки были милыми, – сказал он мне в интервью. – Они были способны на глубокие чувства, так что иногда происходили драмы”. Тем, кто торопится отмахнуться от баек о шлюхах с золотым сердцем, следовало бы выслушать его рассказ об одной женщине, работавшей в баре в Городе греха.

“Она воспылала страстью к моему командиру, – рассказывал Магуайр. – Это была очень милая девушка. Ее звали Джеки. Кажется, где-то у меня даже фотография ее сохранилась. Как-то раз у нас была вечеринка. Командир как раз готовился домой уезжать, и вот она пришла на вечеринку и сказала: “Знаешь, как я тебя люблю? Смотри, вот как”. И она достала нож и отрезала себе вот эту фалангу, – Магуайр показал на первую фалангу мизинца. – Потом она сказала: “Ради тебя я даже плечо могу отрезать”, и она не шутила”.