Вильгельм Райх - Характероанализ. Техника и основные положения для обучающихся и практикующих аналитиков

Следующей ночью ему опять приснилась пара сновидений – о гомосексуальной готовности отдаться и о страхе перед коитусом.

I. «Я встречаю на улице одного молодого парня, который принадлежал к более низкому сословию, но с виду крепкого и здорового. Я чувствую, что физически он сильнее меня, и стараюсь расположить его к себе».

II. «Я совершаю лыжную прогулку с мужем одной моей кузины. Мы находимся в ложбине, которая круто спускается вниз. Я исследую снег, который нахожу липким, и говорю, что считаю местность малопригодной для бега на лыжах, потому что при спуске придется часто падать. Продолжая нашу прогулку, мы приходим на улицу, которая ведет вдоль склона горы. При резком повороте я теряю одну лыжу, которая падает в пропасть».

Но он не стал детально останавливаться на сновидении, а начал с темы «гонорар»: он должен так много заплатить, но совсем не знает, поможет ли это ему, он очень недоволен, опять испытывает страх и т. д.

Свести сопротивление из-за денег к не устраненному страху перед коитусом и гениталиями, а также его преодолеть удалось теперь очень быстро. Теперь ему можно было показать, какие более глубокие намерения преследовала его женственная готовность отдаться: если он приближался к женщине, то испытывал страх перед последствиями и сам становился женщиной, т. е. гомосексуальным и пассивным по своему характеру. То, что он сделал себя женщиной, он понял как факт очень хорошо, однако не мог объяснить себе, почему и перед чем он испытывал такой страх. То, что он боялся полового сношения, ему было ясно. Но что все-таки должно было с ним произойти?

Он теперь непрерывно занимался этим вопросом, но вместо страха перед отцом обсуждал страх перед женщиной. Ведь в его детской истерии страха женщина тоже была катектирована страхом. Он постоянно говорил вместо «гениталии» – «женский член». До самого пубертата он считал, что женщина устроена так же, как мужчина. Он сам провел связь между этим представлением и первичной сценой, в реальности которой он теперь был твердо убежден.

В конце седьмого месяца ему, помимо прочего, снилось, как одна девушка подняла свою юбку, так что можно было увидеть ее нижнее белье. Он отворачивается, как каждый, «кто видит нечто, чего видеть не полагается». Теперь я решил, что наступил момент сказать ему, что он испытывает страх перед женскими гениталиями, потому что они выглядят как трещина, как рана, и что однажды, когда он впервые увидел их, должно быть, он очень испугался. Он счел мое толкование правдоподобным, поскольку испытывал перед женскими гениталиями не только отвращение, но и страх: они вызывали у него тревогу. Какое-либо реальное происшествие он вспомнить не смог.

Ситуация теперь была следующей: ядро его симптомов, страх кастрации, было проработано, но в своем последнем и самом глубоком значении проблема оставалась неразрешенной, потому что более тесные, индивидуальные связи с первичной сценой отсутствовали, а сама она была только выявлена, но не преодолена аналитически.

Однажды в период, свободный от сопротивления, когда мы опять обсуждали эти взаимосвязи, но ничего ощутимого не получили, пациент тихо, словно про себя, произнес: «Наверное, однажды меня поймали». В ответ на мой вопрос он сказал, что у него есть чувство, будто однажды он что-то делал исподтишка и на этом попался.

Теперь пациент вспомнил, что еще маленьким мальчиком втайне бунтовал против отца. Он строил гримасы за его спиной и над ним насмехался, в то время как обычно он изображал послушного сына. Затем в пубертате протест против отца полностью прекратился. (Полное вытеснение ненависти к отцу из страха перед ним.)

Также и его идея о наследственной отягощенности оказалась серьезным упреком отцу. Жалоба «Я наследственно отягощен» имела смысл: «Мой отец мне навредил при зачатии». Анализ фантазий, сопровождавших первичную сцену, выявил, что пациент воображал, что в то время, когда отец с матерью совокуплялись, он находился в материнской утробе; идея о нанесении вреда гениталиям объединилась с фантазией о материнской утробе – и возникло представление, что отец его кастрировал в лоне матери.

При изложении остальной части анализа мы можем быть краткими. В целом он протекал без сопротивления и отчетливо разделился на два периода.

В первом преобладала проработка его детских фантазий при мастурбации и страха мастурбации. Его страх кастрации на долгое время закрепился в страхе (боязни) перед женскими гениталиями. «Трещина», «рана» являлись доказательствами реальности кастрации, которые трудно было опровергнуть. В конце концов пациент осмелился онанировать; после этого состояния страха полностью исчезли, что послужило нам доказательством того, что приступы страха основывались на застое либидо, а не на страхе кастрации, ибо он по-прежнему сохранялся. Благодаря дальнейшей проработке инфантильного материала он был в конечном счете преодолен в такой степени, что пациент предпринял попытку коитуса, которая в плане эрекции оказалась успешной. При последующих половых актах выявились два нарушения: он оказался импотентным в оргазмическом отношении, т. е. испытывал меньшее удовольствие, чем при онанизме, и равнодушно, даже презрительно относился к женщинам. Генитальность по-прежнему была расщеплена на нежность и чувственность.

Второй этап состоял из анализа его оргазмической импотенции и его детского нарцизма: он хотел, как «привык с давних пор, получать от женщины – матери – все, ничего не давая взамен». С большим пониманием и с еще большим рвением пациент сам прорабатывал свои нарушения, объективировал свой нарцизм, воспринимал его как тягостный и в конечном счете его преодолел, когда аналитически удалось устранить последний остаток его страха кастрации, который был закреплен в оргазмической импотенции. Точнее говоря, он испытывал страх перед оргазмом, он боялся его, воображая, что связанное с ним нервное потрясение причинит ему вред. Следующее сновидение было вызвано этим страхом.

«Я посещаю картинную галерею. Мое внимание привлекает одна картина, которая называется „Пьяный Томми“. На ней изображен молодой и симпатичный английский солдат в горах. Поднимается буря, и он, похоже, потерял дорогу; костлявая рука схватила его за кисть и, видимо, его ведет; очевидно, это символ того, что он идет к гибели. Другая картина – „Тяжелое призвание“. Точно так же в горах, мужчина и маленький мальчик падают вниз с обрыва, при этом из рюкзака вываливается его содержимое; мальчик оказывается посреди беловатой кашицы».

Падение изображает оргазм [15], беловатая кашица – сперму. Пациент рассказал о своих страхах при эякуляции и оргазме, которые он испытывал в пубертате. Еще раз были основательно проработаны его садистские фантазии в отношении женщин. Спустя несколько месяцев, летом, он вступил в любовные отношения с одной молодой девушкой; теперь нарушения были значительно ограничены.