Вильгельм Райх - Характероанализ. Техника и основные положения для обучающихся и практикующих аналитиков

Эта афера не осталась без комических последствий. Когда по прошествии нескольких лет пошли толки о том, что мои научные работы делают невозможным диагноз шизофрении, появился новый слух, причем опять от первоначального источника. Теперь говорилось, что, к счастью, я «излечился» от своего шизофренического заболевания.

Особенно часто специфические чумные реакции встречаются в политической жизни. В последние годы мы снова и снова видели, как империалистические диктаторские правительства при каждом новом акте агрессии приписывали жертве именно то намерение, которое сами потом и осуществляли. Так, например, говорилось, что Польша втайне планировала нападение на Германский рейх, что эти планы нужно было сорвать, а потому нападение на Польшу было оправданным. То же самое случилось и при нападении на Советский Союз.

Сюда же относятся и ставшие знаменитыми «московские процессы» против прежних соратников Ленина: в этих процессах против оппозиционных функционеров Российской коммунистический партии было выдвинуто обвинение в измене родине; их обвиняли в том, что они находились в непосредственной связи с немецкими фашистами и вместе с ними планировали свергнуть правительство. Кто знал историю подсудимых, тому было ясно, что причины обвинения были выдуманы. Но в 1936 году никто не мог себе объяснить, какой смысл должно было иметь столь очевидное ложное обвинение. Русское правительство было достаточно сильным, чтобы одолеть любую докучливую оппозицию, не прибегая к столь прозрачным мотивировкам. Для тех, кто уже знал специфический механизм эмоциональной чумы, загадка разрешилась только в 1939 году: именно то, что в 1936 году вменяли в вину подсудимым в качестве преступления против родины, в 1939 году руководство страны осуществило фактически. Оно заключило пакт с Гитлером, который привел к войне с Польшей; оно поделило Польшу вместе с немецким фашизмом. Только теперь стало понятно: с помощью клеветы ему настолько хорошо удалось свалить на других вину за пакт с Гитлером, что для общественного сознания его действия остались неочевидными. На этом примере еще раз можно убедиться, что общественность ведет себя так, как если бы у нее не было памяти. И это понятно, потому что подобные политические чумные реакции рассчитаны как раз на иррациональность массового мышления. Не имеет значения, что этот пакт ничем не помог и что немецкая диктатура в конце концов вступила в войну с русской. Также и рационализация пакта задним числом не смогла ничего изменить в самом факте заключения договора.

Другой пример из поля деятельности эмоциональной чумы: Льву Троцкому пришлось защищаться от обвинения, будто бы он намеревался устроить заговор с целью устранить своего соперника. Также и это было непонятно, поскольку смерть Сталина в политическом отношении могла бы лишь навредить троцкистам. Все разъяснилось в 1941 году, когда Троцкого убили. (Данная констатация фактов не имеет ничего общего с политическими позициями «за» или «против» троцкистов.)

Если вернуться в истории политики всего на несколько десятилетий назад, то мы натолкнемся на знаменитый случай Дрейфуса. Высшие чины французского генерального штаба продали Германии планы, а чтобы себя прикрыть, обвинили в этом преступлении ни в чем не повинного и порядочного капитана Дрейфуса. Им удалось заставить свою жертву более пяти лет томиться в тюрьме на далеком острове. Без вмешательства мужественного Золя эту специфическую чумную реакцию никогда бы поправить не удалось. Оказание почестей Дрейфусу задним числом не могло аннулировать злодеяние. Если бы государственная политика не подчинялась в такой степени законам эмоциональной чумы, то тогда совершенно естественной была бы аксиома, что подобные катастрофы недопустимы. Но так как формированием общественного мнения управляет эмоциональная чума, ей всякий раз удается представить свои злодеяния как прискорбные судебные ошибки, чтобы спокойно бесчинствовать дальше.

Проявления эмоциональной чумы в социальной жизни можно будет полностью понять только тогда, когда удастся выяснить ее механизмы в частной жизни больного. В таком случае их можно будет легко перенести из одной области на другую. Мне хотелось бы здесь привести клинический пример из моего врачебного опыта.

При разводе мать договорилась с отцом детей, что сначала они останутся с ней, но затем, когда достигнут четырнадцатилетнего возраста, сами решат, с кем будут жить дальше. Один из детей уже в двенадцать лет выразил желание жить с отцом. После этого мать прибегла к клевете на отца, который был в отъезде. Девочке внушалась мысль, что отец – это человек, который хочет властвовать над другими, что с ним всегда нужно быть начеку, ибо, однажды попав под его влияние, от него уже нельзя было избавиться. Эта клевета была тем более непонятной, поскольку отец страдал совершенно противоположной слабостью: предоставлял окружающим людям неограниченную свободу. Аргумент чумной реакции стал понятен лишь по прошествии нескольких лет: очевидно, полностью отдалить отца матери не удалось, ибо она прибегла к более радикальному средству. Она стала убеждать ребенка, что отец сошел с ума и поэтому стал опасен. Это подействовало. У девочки начало развиваться невротическое самоотречение. В соответствии с характерной установкой, которая начала принимать все более жесткую форму, она должна была отказываться именно от того, чего ей больше всего хотелось. Теперь это стало навязчивостью. Девочка настолько интроецировала влияние матери, что отказалась от годами вынашиваемого желания навестить отца. Хотя позднее она поняла, что заявление об умопомешательстве отца было лишь средством его отдалить, у нее закрепился страх посетить отца, переросший в фобию. Теперь она уже была взрослой, но не могла отделиться от матери и жить самостоятельной жизнью. Из-за этого она постоянно откладывала свое решение покинуть материнский дом. Очевидно, что в доме матери ее удерживало навязчивое торможение. Таким образом, именно то, что мать приписывала отцу девочки, удалось полностью осуществить ей самой. В жизни ребенка случился непоправимый сбой. Самостоятельный отказ от совершенно рациональных желаний превратился в стойкую базисную установку. Хотя девочка очень ценила и любила отца, она не могла переступить через себя и провести с ним хотя бы несколько дней во время каникул или в аналогичных ситуациях.

Эти примеры отчетливо демонстрируют идентичность специфической чумной реакции в социальной и в индивидуальной жизни. Эта идентичность полная. Диктатор, к примеру, отличается от матери, зараженной эмоциональной чумой, только тем, что его чумные реакции затрагивают не отдельного человека, а миллионы людей. Но механизм тот же самый. Поскольку человеческие массы не определяют свою социальную жизнь, структура характера диктатора, зараженного эмоциональной чумой, точно так же проявляется в миллионном масштабе, как характерная реакция чумной матери – в малом. Если, к примеру, диктатор, прежде чем стать политиком, учился в духовной семинарии, то можно быть уверенным в том, что с течением времени аскетическая идеология овладеет государственным законодательством, и совершенно не важно, какие социальные завоевания этому предшествовали.