Поль Кюглер - Алхимия дискурса. Образ, звук и психическое

[17] Levi-Strauss, Structural Anthropology, p. 18.

[18] там же., p. 22.

[19] там же., p. 18. 2 °Claude Levi-Strauss, The Savage Mind (Chicago: University of Chicago Press, 1968), p. 65.

[21] Roland Barthes, Elements of Semiology (New York: Hill and Wang, 1968), p. 25.

[22] C. G. Jung, Archetypes and The Collective Unconscious, CW 9.1 (Princeton, N.J.: Princeton University Press, 1968), par. 155. Русс. Пер. см. Юнг К.Г. Структура психики и процесс индивидуации. М. 1996. с. 33.

[23] Eugene D.Aquili, The Influence of Jung on the Work of Levi-Strauss, Journal of the History of Behavioral Science (January 1975), p. 46.

[24] M. Harris, The Rise of Anthropological Theory (New York: Crowell, 1968).

[25] там же.; and A. L. Kroeber, Anthropology: Culture Patterns and Processes (New York: Harcourt, Brace, 1948).

[26] D.Aquili, Influence of Jung on the Work of LeviStrauss, p. 46.

[27] Юнг К.Г. Практика психотерапии. СПб. 1998. пар 433–434. Сравните этот отрывок со следующим отрывком, взятым из Разума дикаря (The Savage Mind) Леви-Стросса: «С другой стороны, придерживаясь системы подгрупп (moieties), заметим, что хотя противоположность высокий/низкий неявно присутствует во всех группах, она формулируется не всегда явно. Она может быть обозначена различным образом: небо/земля, гром/земля, день/ночь, лето/зима, правый/левый, запад/восток, мужской/женский, мир/война, политика/охота, религиозная деятельность/политическая деятельность, создание/хранение, стабильность/движение, сакральное/профанное». (Процитировано из D.Aquili на стр. 44).

[28] D.Aquili, Influence of Jung on the Work of LeviStrauss, p. 47, цитата из Юнга Юнг К.Г. Практика психотерапии. СПб. 1998. пар. 225-29.

[29] Важное значение парадигматических сдвигов в научных революциях было продемонстрирована Томасом Куном в его знаменитой книге Структура научных революций, где он пишет: «Когда, развивая естественную науку, один человек или группа ученых впервые синтезирует что-то, способное привлечь внимание практиков следующего поколения, старая школа постепенно исчезает. Частично это исчезновение обусловлено обращением ее приверженцев к новым парадигмам. Однако всегда существуют люди, в той или иной степени придерживающиеся старых взглядов; их просто исключают из среды профессионалов, игнорируя в дальнейшем их работу». Новой парадигме соответствуют новые, более жесткие определения в данной области науки. Нежелающим или неспособным адаптироваться к ним в своей работе приходится в дальнейшем трудиться в изоляции или примыкать к какой-либо иной группе» (стр. 19).

[30] Lacan, 1953.

[31] The Language of the Self, Lacan, Trans. A. Wilden, Delta Publications, 1975, p. 264.

[32] там же., p. 266.

В начале 20-го века в психологии стало развиваться совершенно новое понимание той роли, которую играют бессознательные структуры в психике человека. Примечательно, что одновременно такая же революция происходила в науке о языке. До 1900 года лингвистика прошла через два этапа. На первом этапе, который начался в Греции, а затем был продолжен, главным образом, во Франции, внимание было сосредоточено на грамматических аспектах языка. При этом подходе не обращалось внимание на повседневное использование слов, люди сосредотачивались на логическом изучении грамматических форм и построении предложений. На втором этапе центр тяжести был перенесен с грамматики на филологию; теперь при изучении языка основное внимание стали уделять проблемам использования слов в текстах. Филологи начали сравнивать тексты, относящиеся к различным историческим периодам, изучать язык отдельных авторов и расшифровывать надписи, сделанные на забытых языках. Изучали конкретное слово, автора или текст, но не язык в целом. Революция в современной лингвистике произошла в начале 20-го века, когда лингвисты от логического и исторического изучения слов перешли к структурному изучению самого языка . Путем тщательного анализа лингвистической системы в целом лингвисты начали осознавать, что язык представляет собой самодостаточную систему, части которой обретают смысл только через свои структурные взаимоотношения с другими аспектами системы символов.

Важные изменения в нашем структурном понимании языка можно связать с появлением в печати Курса общей лингвистики Соссюра. Книга, впервые опубликованная в 1916 году, вскоре после смерти автора, являлась сборником записанных студентами лекций по общей лингвистике, которые были прочитаны Соссюром в Женевском университете. В своем Курсе общей лингвистики он разработал модель структурной лингвистики, основанную на четырех главных принципах: (1) лингвистический знак состоит из двух элементов: сигнификатора (фонетического образа) и сигнифицируемого элемента (значения); (2) сигнификатор и сигнифицируемый элемент/сигнифицируемое соотносятся произвольно; (3) существует различие между языком и речью; и (4) в языке существуют две группы отношений: метафорические и метонимические. [2] Рассмотрим коротко указанные принципы и приступим к более полному их описанию, особенно в связи с приведенными ранее клиническими примерами, которые были нами проанализированы.

Первый принцип сфокусирован на природе лингвистического знака. В слове соединяются два аспекта: значение (сигнифицируемое, обозначаемое) и звуковой образ (сигнификатор) . [3] Знак состоит из фонетического рисунка и семантической составляющей.

Например, лингвистический знак deflower состоит из сигнифицируемого – смысловой концепции «дефлорация» и звукового образа этого знака. Слово соединяет звук и значение.

Согласно второму принципу Соссюра, отношение между звуковым образом (фонетическим паттерном) и значением-понятием (семантическим аспектом) произвольно. [4] Понятийное значение, «утрата девственности», не имеет внутренней связи со звуковым образом, который функционирует как его английский сигнификатор. Согласно этому принципу, смысл понятия «дефлорация» можно передать посредством любого другого звукового образа. В немецком языке, например, оно сигнифицируется образом «entjungfern».

Соссюр утверждает, что произвольная природа знака опровергает идею, согласно которой лингвистические знаки являются символами, поскольку символ представляет собой «природную связь между сигнификатором и сигнифицируемым» [5], между звуком и значением. Но, как мы видели в комплексе «flower» (цветок), символизм в архетипическом смысле в отношениях между сигнификатором (звук) и сигнифицируемым (значение) отсутствует. Поскольку, по всей видимости, отношение между звуком и значением не является символическим, мы предполагаем, что в языке существует символический (архетипический) уровень, являющийся, в определенной степени, непроизвольным. Однако этот уровень присутствует не в отношениях между звуком и значением, а в отношениях между звуком и звуком.