Чарльз Рикрофт - Тревога и неврозы

Шизоидная защита может рассматриваться как переходная форма между обсессивной и фобической. Подобно фобической личности, шизоид относится к внешнему миру как к угрожающему и находящемуся под его контролем, и проявляет тенденцию к отчуждению от реальности; однако он утрачивает уравновешивающую этот страх убежденность в том, что среди внешних сил существуют благожелательно настроенные к нему. Таким образом, окружающий мир для него абсолютно враждебен, и единственным безопасным местом является сфера его собственного воображения. Подозревая всех окружающих, он вместо идеализации определенного персонажа из реального окружения, которому приписывается функция защищающей материнской фигуры, идеализирует самого себя, воображая себя всемогущим и не нуждающимся в защите. В сильно выраженных случаях это приводит к мании величия, при которой больные считают себя некими очень значительными лицами. У Фрейда есть работа, посвященная анализу случая мужчины, заявлявшего, что он – правитель Тасмании, а автор настоящей книги работал с пациентом, считавшим себя императором Австралии. Процесс «самоидеализации» напоминает обсессивную защиту своей зависимостью от механизма интернализации, а также отношением к словам и мыслям как к реальности, чем на самом деле характеризуются только их объективные референты. Однако шизоидная защита отличается от обсессивной тем, что шизоидная личность не предпринимает попыток побудить реальных людей играть придуманные роли, шизоид ограничивает себя установлением власти на территории, которая является полностью выдуманной им самим.

Хотя и фобическая, и шизоидная защиты являются формами бегства от опасности, те угрозы личностной целостности, которые провоцируют их возникновение, действуют, по-видимому, разными путями. Фобии возникают у людей, чье воспитание проходило под знаком гиперопеки со стороны родителей, которые провоцировали тревогу, описывая угрожающий внешний мир, или воспринимая рост уверенности ребенка в себе как признаки утраты собственного авторитета, но при этом не подавляли человеческого достоинства и спонтанности своих отпрысков, пока те были детьми. Шизоиды, по-видимому, воспитываются родителями, которые весьма мало, если вообще обращали внимание на то, что ребенок – это личность; литература, посвященная шизофрении, переполнена сообщениями о «шизофреногенных» (провоцирующих шизофрению) матерях, иногда отцах, которые относились к своим детям как к автоматам или куклам, существующим только для того, чтобы подчиняться родителям. Эти родители, кажется, и не подозревают, что у ребенка есть собственные мысли, чувства и желания. Результатом такого различия в условиях воспитания является формирование у фобических личностей способности поддерживать отношения, пока они находятся в подчиненном положении, и возникновение тревоги в ситуациях, которые могли бы способствовать развитию самодостаточности. У шизоидов способность к контактам отсутствует в принципе, и любая инициатива со стороны окружающих вызывает только подозрение. Они ведут себя так, будто их окружают не представители их вида, а хищники, всегда готовые к нападению.

Хотя мнение о том, что представители одного вида время от времени сражаются друг с другом за территорию или пару, достаточно распространено. Исследования этологического направления зоопсихологии, проведенные в естественных, а не в лабораторных условиях, показали, что на самом деле внутривидовая борьба – явление достаточно редкое. Согласно Тинбергену (Tinbergen), проявление силы в поединках животных обычно ограничиваются угрозами и обманными действиями, более сильное животное принимает устрашающие позы, скалит зубы, зрительно увеличивает размеры своего тела, топорща уши, ероша шерсть и поднимая хвост, а более слабое демонстрирует подчинение, уменьшаясь в размерах, для чего припадает к земле, опускает хвост и прижимает уши. «В итоге подчиненный изгоняется, а победившая сторона достигает своего без особого ущерба» (С.Барнетт). «И в настоящем бою проигравший волк, – пишет Лоренц (Lorenz), – просит и получает пощаду».

Много похожего можно наблюдать, когда мерятся силой представители человеческого рода. Когда мы уверены в себе, полны собственного достоинства, испытываем ощущения своей власти, то мы пытаемся навязать свою волю другим, мы повышаем голос, выпрямляемся во весь рост и вообще делаем все, чтобы усилить производимое на окружающих впечатление. Если же нас переполняют другие ощущения – смущение, подобострастие, желание смягчить гнев кого-то, кто сильнее нас, мы склоняем голову, говорим тише или преклоняем колени – метафорически или вполне физически. Обладая самосознанием, человек может имитировать, в случае необходимости, и бόльшую самоуверенность, и бόльшую униженность, чем переживает на самом деле, и это только делает соревнование и борьбу за власть более тонкой, а применение физической силы, и тем более, смертельный исход – все реже наблюдающимися явлениями.

Уверенная поза является формой агрессии или демонстрации превосходства и не может считаться невротической, а вот имитация уверенности в ряде случаев – может. Точно так же, подчинение вообще не невротично; это единственно возможная реакция в ситуации, когда субъект по своим физическим, психологическим или социальным характеристикам занимает подчиненную позицию и не может выбирать, но вынужден «поджать хвост». Столкновение воль при этом не приводит к окончательной победе одного из участников конфликта, как это происходит в мире животных, так как цели, преследуемые людьми, сложны и неоднозначны; в результате конфликты порождают компромиссы, в которых обе стороны кое-что выигрывают и получают возможность не терять лицо. Также вообще не всегда понятно, какая из сторон доминирует, так как физические, психологические и социальные факторы, определяющие положение в социуме, сильно варьируют. Если робкий и болезненный школьный учитель должен отстаивать свой авторитет при столкновении с самоуверенным восемнадцатилетним хулиганом, непонятно, кому будет принадлежать победа и кто почувствует себя маленьким по завершении общения.

Однако, длительность биологического детства человека, которое еще удлиняется благодаря социальным санкциям, позволяющим родителям сохранять полноту финансового и правового контроля над физически взрослыми детьми, создает ситуацию, когда внутрисемейные столкновения воль (включая эдипову конкуренцию между отцом и сыном, матерью и дочерью) могут быть разрешены благодаря привычной детской подчиненности, находящей свое продолжение и во взрослой жизни и создающей основу истерической защиты. Склонность детей играть подчиненную роль особенно усилилась в викторианскую эпоху, когда многие родители привлекали Бога в качестве источника своего авторитета и использовали религиозную обрядность в целях подавления детской воли.