Теодор Драйзер - Драйзер. Русский дневник

Но он попросил расширить рамки приглашения и профинансировать его более длительную поездку по стране – и сразу получил на это согласие Советского правительства. Драйзер сообщил российскому представителю, что хочет «увидеть настоящую, неофициальную Россию – скажем, районы бедствий в Поволжье» (см. стр. 59). Похоже, советский посланник не удивился его просьбе. Драйзер явно представлял большую ценность для Советов, которые успешно использовали тщеславие западных деятелей искусств и интеллектуалов. Писателю сообщили: «Советское правительство считает вас выдающимся литературным талантом Америки» (см. стр. 57), после чего быстро началась подготовка к поездке. В начале ноября, находясь в Москве, он нанял себе личного секретаря – Рут Эпперсон Кеннел, тридцатичетырехлетнюю американку, которая к тому времени более пяти лет прожила в России. Кеннел зарабатывала на жизнь переводами и редактированием так называемых юбилейных изданий американских писателей, в том числе Драйзера, для государственного издательства.

Вскоре после первой встречи в СССР Кеннел и Драйзер стали любовниками. Когда американский социалист и радикальный экономист Скотт Неринг предложил кандидатуру Кеннел в качестве секретаря писателя для более продолжительной поездки, Драйзер ухватился за эту возможность: «Поскольку мы уже так близки, – записал он в дневнике, – мне это представляется идеальным выбором». Местные чиновники возражали, поскольку Кеннел не была членом коммунистической партии, но когда Драйзер пригрозил, что вернется домой, между сторонами было заключено соглашение, по которому Кеннел оставалась секретарем Драйзера за его счет. Разумеется, правительство направило вместе с ними и официального сопровождающего, которого предоставило Всесоюзное общество культурной связи с заграницей (БОКС) – агентство, ответственное за отношения с иностранцами в области культуры. Кеннел, повсюду сопровождавшая Драйзера, делала короткие заметки о его беседах и впечатлениях от увиденного, иногда писала под диктовку, а каждый вечер упорядочивала свои записи и печатала их на пишущей машинке, придавая заметкам вид дневника.

Несколько лет спустя Кеннел так вспоминала о своем необычном соглашении с Драйзером: «Он дал мне указание писать в дневнике «я», имея в виду себя. Но при этом он предоставил мне полную свободу изложения – за исключением отдельных напоминаний о том, что надо обязательно отразить в записях то или это» [1] Kennell Ruth Epperson. Theodore Dreiser and the Soviet Union. N.-Y.: International Publishers, 1969. P. 49. . (На самом деле Кеннел иногда отклонялась от этой программы и подавала собственный голос, описывая действия Драйзера или обращаясь к нему с краткими вопросами.) Драйзер также попросил Кеннел печатать дневник под копирку, надеясь, что позже она поможет ему в подготовке записей к публикации. Кеннел усердно работала над выполнением этой задачи в течение всех 68 дней поездки. Она каждый вечер печатала записки, напрягая портативную пишущую машинку Corona до тех пор, пока у той не порвался привод (это вынудило Драйзера совершить безумный набег на крохотную ремонтную мастерскую в портовом городе Батум на Черном море). Иногда Кеннел тратила лучшие утренние часы на то, чтобы перепечатать объемные записи, сделанные накануне. В конце путешествия, как она позже вспоминала, был предпринят штурм, «чтобы закончить написание ежедневных заметок и на границе передать полный дневник путешествия моему работодателю» [2] Ibid., р. 183. .

Позднее Драйзер добавил текст Кеннел в дневник, который вел сам; кроме того, он нарезал, упорядочил, переработал и расширил эти заметки в соответствии с собственными целями.

К своей рабочей нагрузке Кеннел добавила написание второго, секретного дневника. В нем она записывала разговоры и отмечала события, не включенные в текст, который Драйзер увез с собой. Позднее, работая над собственной книгой о пребывании романиста в России, «Теодор Драйзер и СССР» (Kennell R. Е. Theodore Dreiser and the Soviet Union. A First-Hand Chronicle. N.-Y.: International Publishers, 1969), Кеннел обратилась к этим записям за эпизодами, которые, как она отмечает, были основаны на ее собственных, а не на официальных заметках [3] Там же, с. 109. Различия между этими двумя текстами можно увидеть на примере изложения интервью, которое Драйзер взял у архиепископа Платона (имеется в виду деятель так называемого обновленчества архиепископ Н. Ф. Платонов). Для этого нужно сравнить запись в дневнике от 30 ноября 1927 года с версией Кеннел, которая приведена в книге Theodore Dreiser and the Soviet Union на c. 109–112. . Заметки Кеннел не сохранились, но можно предположить, что они содержали описание более приватных моментов общения с человеком, которого она назвала «дорогой босс».

В Государственном архиве Российской Федерации в Москве сохранилась часть копии того дневника, который Рут Кеннел печатала для Драйзера. К бумагам прилагается сопроводительное письмо, адресованное начальнику бюро ВОКС по приему иностранцев Ярошевскому. В письме Кеннел объясняет характер этого документа: «Вы увидите, что записи следуют по порядку как в дневнике, причем последние страницы являются первыми по времени. Иными словами, заметки следует читать снизу вверх, с восьмого ноября по тридцатое ноября. Некоторые страницы из записей первых двух дней отсутствуют». Она дает обещание «по возвращении закончить печатание заметок и после этого отдать их» [4] Недатированное письмо Кеннел Ярошевскому, Государственный архив Российской Федерации, Москва. Дневник и письма, которые я обнаружил в российских архивах, придают дополнительное измерение сложным взаимоотношениям между Драйзером и Кеннел. . Кеннел выполнила свое обещание, при этом не сообщив Драйзеру, что передала большую часть его дневника в главный офис ВОКС.

Похоже, что организация утечки содержания дневника и передача его части русским была для Кеннел актом самозащиты. Поскольку американец занял позицию, необычную для зарубежной знаменитости, Кеннел, естественно, почувствовала необходимость продемонстрировать лояльность своему начальству. Скорее всего, она подозревала, что ВОКС получит информацию о нелестных высказываниях Драйзера о России от назначенного гида Триваса и от медика доктора Софии Давидовской (в дневнике – «Дэви»), которую ВОКС отправило вместе с писателем, чтобы следить за состоянием здоровья Драйзера [5] Это подтверждают письма Триваса и Давидовской, которые сохранились в Государственном архиве Российской Федерации. Особенно критично авторы писем относятся к тому, что рассматривалось как демонстрация недружественного отношения Драйзера к советским обычаям и людям. . Похоже, когда Кеннел поняла, что за ней тоже следят, она могла временами отстраняться от Драйзера, комментируя такое свое поведение непосредственно в самом дневнике. Осведомленность правительства о содержании дневника также может объяснить трудности, с которыми столкнулся Драйзер, когда выезжал из страны со своей рукописью.

Читать дальше