Теодор Драйзер - Драйзер. Русский дневник

Впрочем, несмотря на неоднократные вспышки неудовольствия, Драйзера, в отличие от Гольдман, в советском догматизме многое привлекало. По своей природе он был столь же склонен к абсолютизму и пуританству в своих убеждениях, как и любой член коммунистической партии. Это обстоятельство легко заметить в дневнике, особенно в его диалогах с лидерами России. При этом, несмотря на горячность Драйзера, в нем чувствуется некая готовность быть переубежденным, стремление поверить в то, что идеальное общество возможно – если только кто-то сможет ответить на его вопросы и погасить его огромный скептицизм в отношении человеческой природы.

В конце 1920-х годов Кеннел была близка к тому, чтобы стать этим «кем-то» – во всяком случае, ей удалось заставить Драйзера отказаться от некоторых его предрассудков. К ее чести, она спорила с ним более открыто, чем это было нужно в ее положении. На самом деле, похоже, ее воззрения были почти так же противоречивы, как у Драйзера, и он почувствовал эту ее особенность – по крайней мере, в том объеме, в котором мы можем доверять подлинности портрета Кеннел в новелле Драйзера «Эрнита», опубликованной в сборнике «Галерея женщин» (1929). Там автор приходит к выводу, что, когда он в последний раз видел ее в России, «хотя ее вера в коммунизм, несущий женщине освобождение, оставалась такой же непоколебимой, она уже понимала, что и на этом пути возможны ошибки» [39] Dreiser Theodore. A Gallery of Women. N.-Y.: Horace Liveright, 1929.1:357. Перевод на русский: Драйзер Т. Эрнита //Драйзер Т. Собрание сочинений: в 12 т. Т. 12. М.: Правда, 1986. С. 46–87. . Положение Драйзера как ее работодателя, а также их романтическая связь, естественно, усложняли для нее положение дел [40] Прочитав рассказ «Эрнита» в рукописи, Кеннел написала Драйзеру, что история не будет полной, если не рассказать о том, как Эрнита после серии болезненных личных переживаний, вызванных тем, что она сама отдавала себя в руки недостойных личностей, встретила некоего великого человека, очень близко познакомилась с ним, прониклась к нему глубокой, почти материнской привязанностью, и они вместе боролись за близкие им принципы и теории построения общества, пока он постепенно не разрушил ее философию и ее веру, а также некоторые из ее самых заветных принципов в отношении ее пола. Это звучит так, как будто он оказался злодеем, но он вовсе не таков, совсем наоборот. Письмо Кеннел Драйзеру от 9 июня 1928 года. Dreiser Collection, Special Collections Department, Van Pelt – Dietrich Library Center, University of Pennsylvania. . Тем не менее все время ее общения с Драйзером она идеологически оставалась приверженцем советского эксперимента. После возвращения в Америку в 1928 году Кеннел начала карьеру писателя – в основном она писала рассказы для подростков. В большей части своих произведений – от повести «Беспризорник Ваня» (Vanya of the Streets, 1931) до рассказов, которые продолжала писать вплоть до своей смерти в 1977 году, – Кеннел стремилась ломать стереотипы о России, усвоенные американцами едва ли не с молоком матери. Даже в 1960-е годы, когда весь идеализм по отношению к Советскому Союзу был давно разрушен ужасами сталинского правления и реалиями, сложившимися после Второй мировой войны, Кеннел неизменно оставалась поклонником России. В ее книге 1969 года о пребывании Драйзера в Советском Союзе образ писателя часто используется для преодоления того, что она считала противодействием лучшему в русской жизни. Такой подход, конечно, являлся продолжением программы воспитания, начатой Кеннел за сорок лет до этого, только теперь она использовала формат мемуаров, чтобы поговорить с более широкой аудиторией. Сегодня ясно, что для нее это был долгосрочный проект. Уже в дневнике мы находим ее идеи, которые в дальнейшем развивал Драйзер, и даже ремарки наподобие «Я ничего такого не говорила, но потом об этом размышляла» показывают, что дневник в ее руках приобретал характер учебного пособия.

Уроки Кеннел не прошли для Драйзера впустую, и, хотя писатель открыл свою книгу о России заявлением о том, что он «неисправимый индивидуалист, поэтому оппонировал коммунизму» [41] Dreiser Theodore. Dreiser Looks at Russia. N.-Y.: Horace Liveright, 1928. P. 9. Первод на русский: Драйзер Т. Драйзер смотрит на Россию // Теодор Драйзер. Жизнь, искусство и Америка: Статьи, интервью, письма. Сборник / пер. с англ.; составление и предисловие Ю. Палиевской; комментарий В. Толмачева. М.: Радуга, 1988. 416 с. , говорил он о советском государстве в основном хорошее. Сопротивление, которое оказывала Кеннел его идеям, также обнаружило долгосрочное влияние на позиции Драйзера в тридцатые годы, когда он использовал многие ее аргументы в публичных заявлениях.

В течение этого десятилетия Драйзер стал одним из многих американцев, у которых кризис экономики США и «недомогание» общества в годы депрессии вызвали идеализацию Советского Союза. По сути, «Русский дневник» Драйзера свидетельствует об одном из главных проявлений иронии истории в эти десятилетия. В 1920-е годы, когда Россия проходила относительно демократическую и упорядоченную фазу развития, большинство интеллектуалов были либо апатичными, либо, подобно Драйзеру, имели смешанное мнение о коммунистической системе, тогда как в 1930-х годах они уже проецировали свои утопические идеалы на самый репрессивный режим в советской истории.

Таким образом, амбивалентный в своих высказываниях о России Драйзер посылал своим читателям противоречивые сообщения. Не случайно Менкен на основании изучения публичных заявлений Драйзера пришел к выводу, что русские основательно промыли мозги его старому другу [42] За Менкеном последовали другие критики; см., например, книгу Aaron Daniel Writers on the Left. N.-Y.: Oxford University Press, 1977. P. 159. Более мудро поступил биограф писателя Ричард Линджмен, который при анализе мотивов, лежавших в основе реакции Драйзера на коммунизм, сконцентрировался на внутренних причинах; см. Lingeman Richard. Theodore Dreiser: An American Journey, 1908–1945. N.-Y.: G. P. Putnam’s Sons, 1990. P. 289–310. . А когда Дороти Томпсон обвинила Драйзера в плагиате – заимстованиях текста из ее книги «Новая Россия» (New Russia, 1928), Менкен сделал вывод, что это русские снабдили ее материалами для книги и что «Драйзер, который также побывал в России и совершил такую же поездку, был снабжен теми же материалами» [43] Mencken H.L. My Life as Author and Editor / Ed. Jonathan Yardley. N.-Y.: Alfred A. Knopf, 1993. P. 337. .

Существует и еще несколько возможных объяснений такому поведению писателя. Одно из них предложила журналистка Анна Луиза Стронг, которая призналась, что это она дала Драйзеру и Томпсон одни и те же заметки, «которые они оба использовали в сыром виде» [44] Цит. по: Schorer Mark. Sinclair Lewis: An American Life. N.-Y.: McGraw-Hill Book Company, Inc., 1961. P. 495. .

Определенную поддержку этой точки зрения можно найти в самом дневнике, когда Драйзер отмечает, что долго и внимательно выслушивал суждения Стронг о России (см. запись от 17 ноября 1927 года, стр. 173). Еще одну возможность предложила Луиза Кэмпбелл, которая печатала и помогала редактировать рукопись Драйзера. Она рассказала биографу Драйзера У. Э. Сванбергу, что тот поручил ей использовать газетные статьи Томпсон при написании «Драйзер смотрит на Россию». Сванберг предполагает, что Драйзер мог попросить об этом и других людей, которые помогали ему компоновать эту книгу [45] Swanberg W.A. Dreiser. N.-Y.: Charles Scribner’s Sons, 1965. P. 343. .