Жан-Ив Борьо - Макиавелли

Из вышеупомянутого эпизода Макиавелли впоследствии сделал вывод о том, что государь должен уметь обелить себя за счет непопулярного наместника, но история на этом не закончилась, и из ее эпилога Макиавелли тоже извлек важные уроки. Ответом на пресловутый заговор в Маджоне стала резня в Сенигаллии 31 декабря 1502 г. Герцог Валентино продолжал поддерживать иллюзию хороших отношений со своими «союзниками», и именно по его приказу Орсини и Вителли захватили город Сенигаллию, а сам он разместил бо́льшую и лучшую часть своей армии неподалеку в Фано и с небольшим отрядом выступил в поход в направлении только что завоеванной Сенигаллии. Он вскоре встретился с Орсини, Вителли и герцогом де Гравиной и вошел вместе с ними, как с лучшими друзьями, в город. После этого он велел позвать Оливеротто да Фермо, которого он принял, как писал Макиавелли, «с горячими изъявлениями дружеских чувств». Однако, когда у ворот Сенигаллии все они увидели отряд Валентино, выстроенный в полном боевом порядке, то, «встревожившись», пожелали «расстаться с ним, чтобы вернуться в расположение своих частей». Но Борджа их опередил и предложил войти «под тем предлогом, что ему нужно было побеседовать с ними, в чем они не смогли ему отказать, хотя испытали смутное предчувствие неотвратимой беды».

Они прошли вслед за ним в его покои, после чего он удалился, якобы чтобы переодеться. «Ворвались стражники и схватили всех четверых, и одновременно с этим были посланы войска для разграбления их солдат». Макиавелли начал что-то подозревать с того момента, как в Фано Чезаре сделал в его присутствии несколько туманных намеков; он старался не отставать от герцога ни на час и, предвидя трагический оборот событий, адресовал, среди всеобщего смятения, письмо Совету десяти: «Грабежи еще продолжаются, а уже двадцать три часа. Я испытываю невыразимую муку. Не знаю, смогу ли отправить это письмо, найду ли с кем его отослать. Я вам напишу еще одно, более подробное письмо. Мне кажется, они не доживут до утра». Макиавелли был прав: Вителлоццо и Оливеротто задушили посреди ночи, двух других (Паоло и герцога де Гравины Орсини) – в Кастелло-делла-Пьеве 18 января 1503 г. Эта страшная расправа, как это ни печально, вполне соответствовала духу времени: наводящий ужас Вителлоццо пользовался слишком печальной известностью в то время, чтобы вызвать жалость, а Оливеротто, несмотря на перенесенные страдания, имел ничуть не больше прав на снисхождение со стороны своих современников. «Никто не будет отрицать, – замечает Гвиччардини, – что он принял смерть достойную его злодейств, ибо было совершенно справедливо, что он умер вследствие предательства, после того как убил в Фермо, предательски и с чрезвычайной жестокостью, во время пира, на который он их пригласил, своего дядю Джованни Фольяни и многочисленных именитых горожан, чтобы взять в свои руки власть в этом городе». [60]

В два часа ночи 1 января 1503 г. Валентино вызвал Макиавелли; лицо его выражало «величайшую радость». Для этого были все основания: он был убежден, что оказал неоценимую услугу флорентийцам, которые «у него в большом долгу, ведь он уничтожил их злейших врагов, при том что они сами охотно заплатили бы двести тысяч дукатов за их уничтожение, хотя это им не удалось бы так удачно осуществить». А коли дело обстояло так, почему было не попытать удачу и не получить плату за услугу; и Валентино воспользовался случаем, чтобы попросить себе в помощь небольшое войско для похода на Перуджу… Макиавелли, которому Синьория не давала таких полномочий, ответил отказом и принялся за составление короткого меморандума «Описание того, как избавился герцог Валентино от Вителлоццо Вителли, Оливеротто да Фермо, синьора Паоло и герцога Гравины Орсини» (Descrizione del modo tenuto dal Duca Valentino nello ammazzare Vitellozzo Vitelli, Oliverotto da Fermo, il Signor Pagolo e il duca di Gravina Orsini). Это сочинение, адресованное непосредственно Совету десяти, примечательно ясностью и емкостью повествования.

После ликвидации Маджонского заговора Макиавелли держал Флоренцию в курсе, насколько ему это позволяла бурная деятельность Валентино, непрерывной череды его побед. На следующий день после столь печального события, то есть 1 января, Чезаре Борджа был уже в Коринальдо, 3-го – в Сассоферрато, 5-го – в Гуальдо. За ними последовала Читта-ди-Кастелло, сдавшаяся ему без боя, затем Перуджа, откуда спасся бегством Джампаоло Бальони. 8-го Чезаре появился в Ассизи. Макиавелли неотступно следовал за ним. Для него, как и во Франции, это был новый маршрут, но на этот раз он ехал не с королевским двором, а с армией, которая шла вперед без поражений от одной победы к другой под предводительством государя, основная роль которого заключалась в том, чтобы быть воином. 10 января его армия прибыла в Торчано. Валентино вызвал к себе Макиавелли и снова потребовал помощи от флорентийцев: он не претендовал на Сиену, все, чего он хотел, – это с их помощью изгнать оттуда династию Петруччи. Затем пришла очередь Читта-делла-Пьеве, где Макиавелли снова имел с ним беседу. Именно туда пришло Макиавелли долгожданное письмо с новостью о его замене! Совет десяти уступил его неоднократным просьбам и направил к герцогу Валентино нового влиятельного посла Якопо Сальвьяти. 20-го числа Макиавелли простился с Цезарем и 23-го уже был во Флоренции, где и оставался до лета.

Он принялся за дела своей канцелярии; дипломатическая рутинная работа не претерпела никаких изменений, точнее, никакого развития: Ареццо по-прежнему поглощал все внимание флорентийской дипломатии наравне с Пизой – все той же Пизой, независимость которой, как и прежде, била по самолюбию флорентийцев. Пизанским вопросом он и намеревался теперь заняться, когда угроза со стороны понтифика и его сына отступила. Но нужны были деньги. Много денег. А для этого не было ничего лучше, чем справедливо распределяемый налог. То есть налог, который касался всех, даже духовенства. Макиавелли посвятил этой теме «Речь об изыскании денег» (Parole da dirle sopra la provisione del danaio), являющую собой совокупность аргументов в помощь тем, кто желал бы выступить в защиту закона о налоге: «Нельзя все время размахивать чужой шпагой, вот почему лучше иметь ее под рукой и повесить на пояс, когда враг еще далеко». Отсюда проистекала необходимость создания для такого города, как Флоренция, собственной армии, прообраза того, что позднее станет основным политическим детищем Макиавелли, настоящей идеей фикс: речь шла об организации ополчения, набираемого в флорентийском контадо.

Итак, положение дел в Северной Италии было по-прежнему очень неопределенным. Счастливая звезда французов, терпевших поражение за поражением от испанцев Гонсало де Кордовы, казалось, близилась к закату, но Испания была далеко, а Альпы, если рассудить, значительно ближе, не говоря уже о Ломбардии, и Франция послала в Италию на помощь дополнительную мощную армию, которой следовало остерегаться. Отсюда и сомнения Александра VI, как бы он ни хотел заключить союз с победителем. Лучше всего было в этих обстоятельствах поставить на два разных лагеря: отец собирался вступить в переговоры с Людовиком XII, а сын, несмотря на его личные предпочтения, с испанцами. Но, как гром среди в общем-то не слишком ясного неба, Александр VI умер после трехдневной «лихорадки» 18 августа 1503 г. Кончина была внезапной, и, поскольку при папском дворе ничто не могло пройти совершенно незамеченным, поговаривали о том, что по приказу папы было отравлено вино, предназначавшееся для двух нежеланных гостей, но по ошибке поданное неловким слугой понтифику и его сыну. И действительно, герцог Валентино тоже очень тяжело болел и долго не мог оправиться после болезни.