Жан-Ив Борьо - Макиавелли

Во Флоренции Макиавелли приятно проводил время в обществе Барберы. Друзья над ним подшучивали. Но это его мало волновало: он получил официальное разрешение предлагать свою кандидатуру на занятие государственных должностей. В Риме о нем не забыли, подтверждением чему стало данное университету распоряжение выплачивать ему по 100 золотых флоринов, иначе говоря, его «зарплата» увеличилась почти на 40 %. Ему по-прежнему дают кое-какие поручения, правда, с точки зрения высокой дипломатии малозначительные. Так, 19 августа ему предлагают отправиться в Венецию разбирать жалобу двух флорентийских купцов, которых моряки венецианской бригантины не только обобрали до нитки, но и подвергли содомии. Макиавелли соглашается: срочный характер дела дает ему возможность встретиться в Венеции с нунцием, а по пути провести несколько дней в гостях у Гвиччардини, который намерен в дни карнавала 1526 г. показать жителям Фаэнцы постановку «Мандрагоры». Макиавелли беспокоится, сможет ли Барбера избавиться от назойливых поклонников и принять участие в представлении, ведь он специально для нее сочинил несколько новых канцон! Этому плану не суждено было осуществиться, поскольку Гвиччардини вызвали в Рим. Тем не менее в феврале 1526 г. «Мандрагору» с триумфом показали в Венеции (спектакль был сыгран дважды, и публика оценила его выше «Двух менехмов» Плавта – знаменитой античной комедии, которая в те же дни шла в городе).

Между тем политическая обстановка осложнялась. Папа, как всегда, колебался с выбором союзника. Гвиччардини получил тайный приказ и 20 января, отменив показ «Мандрагоры», прибыл во Флоренцию. Ширились слухи о том, что император и король Франции готовы заключить соглашение, но оставалось неизвестным, станет ли Франциск I соблюдать его условия. Макиавелли шлет в Рим письмо за письмом – и Гвиччардини, и Строцци, – и эти письма нередко зачитывают папе, который их с удовольствием комментирует. Наконец приходит новость: Франциск I освобожден за колоссальный выкуп: он отдает Бургундию и все свои итальянские владения, что открывает пути к осуществлению императорских амбиций.

Война казалась неизбежной. В Тоскане и других государствах Папской области распространялись панические настроения. Жители Флоренции озаботились укреплением фортификаций, тем более что квартал Ольтрарно, раскинувшийся на левом берегу реки, не был ничем защищен. Папа и кардинал бросили клич о помощи всем, кто хоть немного разбирался в военном строительстве, в том числе призвали видного кондотьера, инженера и мастера по возведению (и подрыву!) крепостных сооружений Педро Наварро. Но он был испанцем, и наверху рассудили, что для пущей надежности к нему надо приставить кого-нибудь из флорентийцев. Выбор пал на Макиавелли, чью кандидатуру горячо поддержал Гвиччардини. 4 апреля Макиавелли получает официальное назначение, а уже 5-го вместе с Наварро отправляется на место проведения работ и почти сразу составляет для папы отчет. Поскольку прежде он ничем подобным не занимался, то требует немедленного создания особой комиссии и, добившись своего, возглавляет ее в должности управляющего и секретаря, взяв себе в заместители сына Бернардо. Папа, который внимательно следит из Рима за подготовкой Флоренции к обороне, едва ли не ежедневно получает от Макиавелли пространные письма, изобилующие техническими подробностями.

Но у папы есть и другие заботы, в первую очередь – вероятность заключения нового альянса, направленного против Испании. Для Италии это был вопрос жизни или смерти: у Карла V отныне были развязаны руки в Северной Италии, а его планы относительно Неаполитанского королевства ни для кого не были секретом. Между этими территориями как раз и лежали Тоскана и Папская область. Этим и объяснялась необходимость широкой коалиции между всеми, кто имел основания опасаться императора. В кои-то веки переговоры не затянулись, и уже в середине мая Франция, папа, Флоренция и Венеция подписали в Коньяке военный договор. Главнокомандующим войсками, которым предстояло влиться в объединенную армию, был назначен Гвиччардини – близкий и верный друг Макиавелли.

Войско Гвиччардини быстрым маршем подошло к Лоди и, заручившись поддержкой горожан, двинулось дальше, к Милану. Герцог Урбино, командовавший венецианским войском, впервые всех подвел, не явившись к месту встречи, и армии пришлось стать лагерем под стенами города. В конце июня или начале июля сюда прибыл и Макиавелли, временно оставивший строительные работы (и, по всей видимости, препоручивший надзор за ними сыну Бернардо). Делать во время осады было нечего, и Макиавелли проводил досуг за приятными беседами с Гвиччардини, а также с главнокомандующим папской армией Джованни делле Банде Нере. Этот профессиональный вояка и знающий себе цену наемник вместе с тем был весьма образованным человеком, знакомым с «Искусством войны» Макиавелли. В один прекрасный день он предоставил последнему три тысячи воинов и предложил выстроить их в боевые порядки по своей методе. Легенда гласит, что едва Макиавелли принялся отдавать приказы, как в рядах солдат поднялась невообразимая сумятица, справиться с которой было решительно невозможно. От этого анекдота явственно отдает жестокой насмешкой, но, в сущности, он не так уж важен: разумеется, Макиавелли не обладал практическим опытом военного командира и вряд ли мог блеснуть в новом для себя качестве. Банде Нере, насладившись – но в меру – чувством собственного превосходства, призвал себе на помощь барабанщиков, которых расставил в нужных местах, и быстро навел в рядах порядок, после чего все отправились ужинать.

Все это время Макиавелли постоянно слал в Рим донесения, по своему обыкновению сопровождая их разнообразными советами. Как доверенное лицо Гвиччардини, он регулярно совершал инспекционные поездки по боевым частям и докладывал о ходе проводившихся операций. Милан в конце концов пал, но на Рим двинулось войско традиционного союзника императора Колонны, и папа Климент VII был вынужден отказаться от всех своих завоеваний в Ломбардии, сведя на нет успехи Гвиччардини. Тот нехотя, но подчинился папской воле и, по-прежнему в сопровождении Макиавелли, укрылся в Пьяченце. Дорога для Карла V была свободна, и вскоре его армия подошла к берегам По, 28 ноября осуществив переправу через реку. В довершение всех бед 30 ноября пушечное ядро сразило бесценного полководца Джованни делле Банде Нере.

Наступила зима. Макиавелли, вновь оказавшись в старой роли порученца по важным делам, ни минуты не сидит на месте. По просьбе папы, Совета восьми или Гвиччардини он ездит то туда, то сюда, но, к сожалению, должен сообщать в основном дурные вести: вслед за немецкими ландскнехтами через По перебрались и испанцы, которые теперь движутся к Центральной Италии. Правда, пока непонятно, какое направление они изберут – на Флоренцию или на Болонью. Макиавелли старается держаться как можно ближе к императорским войскам, пытается предугадать их ближайшие действия и немедленно передает полученные сведения Совету восьми. Ландскнехты, не получая жалованья и даже пропитания, в основном заняты грабежом и передвигаются крайне медленно. Макиавелли на месяц останавливается в Болонье у нунция Чибо – человека высокой культуры и любителя изысканных удовольствий. Хотя всего в нескольких лье от его дворца идут сражения, здесь продолжается беззаботная светская жизнь, и Макиавелли, у которого с нунцием сложились самые теплые отношения, успевает в полной мере ею насладиться. Тем не менее в конце марта он едет в Имолу для организации линии обороны, но мыслями все чаще с тревогой обращается к собственной семье, остающейся во Флоренции: помимо старшего сына Бернардо, там находятся Гвидо, Пьеро, Баччина и младший сын Тотто. Сохранились трогательные письма Макиавелли к Гвидо, будущее которого его беспокоит: «Если Господь продлит твои и мои дни, я надеюсь вырастить из тебя порядочного человека, коль скоро и ты приложишь необходимое старание»; отец советует сыну прилежно учиться «словесности», без чего во Флоренции невозможна никакая карьера. Из этой переписки мы видим, что он начинает тяготиться своими последними миссиями, многие из которых действительно не стоят его усилий, и что ему не терпится вернуться во Флоренцию к моне Мариетте, тем более что Барбера, поманив напрасными надеждами, перестала отвечать на его письма. Флоренции действительно грозит серьезная опасность: оголодавшие воины императорской армии ведут себя как шайка бандитов, а всеми покинутый Климент VII не предпринимает ровным счетом ничего. «Я люблю отчизну больше своей души», – пишет Макиавелли в письме к Веттори, но мы понимаем, что в данный момент его больше всего заботит судьба родных и собственного имущества.