Патти Смит - Просто дети

Меня отпустило. Я завернулась в сетку, бросила взгляд на Роберта, а он запечатлел этот миг в движении. Я сняла хрупкое платье, расстегнула браслеты на своих щиколотках. Надела свои джинсы, фельдмаршальские сапоги, старую черную футболку – мою рабочую униформу, а все остальное завернула в ткань и перекинула узел через плечо.

В своем монологе в фильме я рассуждала о том, что мы с Робертом часто обсуждали. Художник пытается докопаться до своего интуитивного понимания богов, но потом ему приходится покинуть это соблазнительное бесплотное царство – иначе он так ничего и не создаст. Для работы художник должен возвращаться в материальный мир. Задача художника – найти равновесие между связью с мистическими мирами и созданием произведений искусства.

Я покинула Мефистофеля, ангелов и руины мира, сотворенного нашими руками, заявила:

– Выбираю Землю.

Я поехала со своей группой на гастроли. Роберт звонил мне каждый день:

– Ты готовишься к выставке? Ты вообще рисуешь? – Он дозванивался мне во все гостиницы на нашем пути. – Патти, чем ты занята? Рисуешь или нет?

Он так беспокоился, что в Чикаго, где у меня было три свободных дня, я пошла в магазин художественных принадлежностей, купила несколько листов моей любимой атласной бумаги “Арш” и завесила ими стены гостиничного номера. Прикрепила к стене фото мужчины, который мочился другому в рот, сделала по мотивам фото несколько рисунков. Я всегда работаю таким штурмовым методом. Когда я вернулась с рисунками в Нью-Йорк, Роберт, вначале досадовавший на мою канитель, остался очень доволен:

– Патти, чего же ты так долго тянула?

Роберт с Лили. 1978

Патти. Still Moving. 1978

Роберт показал мне работы для выставки, над которыми корпел, пока меня не было в городе. Он отпечатал серию фотографий со съемок нашего фильма. А я ведь настолько увлеклась своей ролью, что даже не заметила, как много он отснял. Получились одни из лучших фотографий, которые мы сделали вместе. Роберт решил назвать фильм “Still Moving” [140], так как при монтаже перемежал сцены, отснятые на кинопленку, своими фотографиями. Саундтрек мы составили из моих рассуждений вперемежку с моей игрой на электрогитаре и отрывками из “ Глории”. Так Роберт отразил многогранность нашего творчества: фотографию, поэзию, импровизацию и сценические выступления.

В “Still Moving” отражены представления Роберта о будущем изобразительного искусства и музыки – получился этакий музыкальный видеоклип, который, однако, имеет самостоятельную ценность как произведение искусства. Роберт Миллер одобрил фильм и выделил нам маленькое помещение для его непрерывного показа. Он предложил нам сделать афишу, и мы оба выбрали изображения друг друга: подтвердили нашу веру в то, что мы – художник и муза.

На вернисаж мы отправились из квартиры Сэма Уэгстаффа. Там и наряжались. Роберт надел белую рубашку с закатанными рукавами, кожаный жилет, джинсы и остроносые туфли. Я – шелковую куртку-ветровку и брюки с манжетами. Роберт – Роберт, вот ведь чудеса! – одобрил мой наряд. Собрались люди из всех миров, к которым мы принадлежали начиная со времен “Челси”. Поэт и художественный критик Рене Рикард написал статью о выставке – прекрасное эссе, где назвал наше творчество “дневником одной дружбы”. Я многим обязана Рене: он часто отчитывал и ободрял меня, когда я решала забросить рисование. Рассматривая вместе с Робертом и Рене работы, развешанные в позолоченных рамах, я мысленно благодарила их обоих: они не давали мне опустить руки.

Это была наша первая и последняя совместная выставка. В 70-х моя работа с группой увела меня далеко от Роберта и нашего общего мира. В гастролях по разным странам у меня было время поразмыслить о том, что мы с Робертом ни разу не путешествовали вместе. Не высовывали нос дальше окраин Нью-Йорка – разве что мысленно, когда читали книги, никогда не сидели в самолете, держась за руки, ожидая взлета в новое небо и посадки на новую землю.

И все же в творчестве мы с Робертом совершали экспедиции по неизведанным просторам и создавали целые страны друг для друга. Выходя без него на сцены всего мира, я закрывала глаза и воображала, как он снимает свою кожаную куртку и вступает вместе со мной в бескрайнюю страну тысячи танцев.

Как-то под вечер мы шли по Восьмой улице и вдруг услышали: из всей череды магазинов гремит “Потому что ночь” (“Because the Night”). Это была моя совместная композиция с Брюсом Спрингстином, сингл из альбома “Easter”. После записи Роберт стал нашим первым слушателем. Так решила я, и не случайно. Именно об этом он всегда для меня мечтал. Летом 1978-го песня поднялась до 13-го места в “Топ-40”, осуществив мечту Роберта о том, что когда-нибудь моя пластинка станет хитом.

Роберт заулыбался, зашагал в ритм песне. Закурил сигарету. Сколько всего мы пережили с тех пор, как он спас меня от писателя-фантаста, как мы пили на двоих одну порцию коктейля на крыльце у Томпкинс-сквер…

Роберт не скрывал, что гордится моим успехом. Того, чего он желал себе, он желал и нам обоим. Он выдохнул бесподобно красивую струю дыма и заговорил тоном, которым говорил лишь со мной, – озадаченно-укоряющим, восхищенным без тени зависти, как брат с сестрой, на нашем языке.

– Патти, – медленно произнес он, – ты прославилась раньше, чем я.

На Пятой авеню, дом 1. 1978

Весной 1979 года я покинула Нью-Йорк, чтобы начать новую жизнь с Фредом “Соником” Смитом. Одно время мы жили в маленьком номере пустовавшего тогда легендарного отеля “Бук кадиллак” в центре Детройта. Все наше имущество составляли гитары Фреда да мой кларнет и самые заветные книги. Так уж вышло: с мужчиной, который стал моей последней любовью, я вела тот же образ жизни, что когда-то с моим первым любимым. О том, кто стал моим мужем, я напишу только одно: он был царь среди человеков, и люди узнали его.

Прощание далось мне нелегко. И все же час пробил: мне было пора отправляться в самостоятельное плавание по жизни.

– А как же мы? – вдруг спросил Роберт. – Мама до сих пор думает, что мы муж и жена.

Об этом я как-то не подумала.

– Наверно, придется сказать ей, что мы развелись.

– Как я могу ей такое сказать? – Роберт вытаращил глаза. – Католики не разводятся.

В Детройте я села на пол и взялась писать стихотворение для его “Папки Y” [141]. Роберт подарил мне охапку цветов – букет из фотографий, который я прикрепила к стене и описала стихами. Y – процесс сотворения, лоза лозоискателя, забытая гласная.