Сара Брэдфорд - Жаклин Кеннеди. Американская королева

Джеки училась быть гейшей по-американски, привлекать или, вернее, не отпугивать мужчин. Обе сестры, особенно Джеки, понижали голос до тихого воркования, изображая совершенно неопасных маленьких девочек. Шерли Лангхаузер, одноклассница Джеки, рассказывала: «В Фармингтоне она разговаривала совсем иначе, голос был, как у всех, нормальный». В те годы умные женщины учились скрывать свой ум. «Однажды, – вспоминал Кэмпбелл Джеймс, – какой-то молодой человек в присутствии Джеки сказал, что боится провала на экзаменах, на что она тихонько ответила, что у нее те же проблемы, хотя прекрасно знала, что получит отличные оценки». Один из известных кинематографистов, вспоминая Жаклин Кеннеди, сказал: «Она была идеальной гейшей, поскольку никто никогда не знал, о чем она думает». Если верить искусствоведу Джону Ричардсону, «Джеки была на редкость обаятельна и привлекательна. Обладала огромным шармом и удивительно мягким голосом – по-моему, ей в первую очередь хотелось доставлять радость». Такими приемами Джеки овладела в совершенстве и с успехом применяла их, особенно когда стала знаменитостью. Ришар де Комбре, один из авторов, чьи книги Джеки готовила к печати в издательстве «Doubleday», писал: «Она всегда говорила о тебе самом, и это тоже проявление “синдрома гейши”. Так приятно было сидеть напротив этой женщины, умной, известной, богатой, а при том увлеченной твоим рассказом, словно ничего интереснее она в жизни не слыхала… Фокус в том, что Джеки никогда не говорила о себе, а всегда – о тебе».

Мужчины встретили появление дебютантки Джеки благосклонно. Сэм Пибоди, внук Эндикотта Пибоди, знаменитого ректора Гротона, сидел рядом с Джеки, когда она во время дебютного сезона приезжала в Гарвард: «Она показалась мне замечательной – красивая, остроумная, милая и… сексуальная». Джеки нравилась даже Гору Видалу, хотя к остальным отпрыскам, падчерицам и пасынкам Окинклосса он относился с пренебрежением. Гор, познакомившийся с Джеки в 1949 году, писал: «Ее мальчишеская красота и острый язычок вызывали у меня восхищение… в моей жизни она так и осталась живой и ироничной». Фигурой Джеки вправду напоминала мальчика: широкие плечи, довольно плоская грудь, длинные мускулистые ноги, крупные руки и ступни. Как-то раз Джеки полушутя призналась Гору, что главная цель ее жизни – нравиться мужчинам. И она умела тонко пококетничать. В своих мемуарах Гор упоминает «эротический вызов», когда Джеки под столом легонько, как бы невзначай задела его ногу своей.

Вообще отношение Джеки и к мужчинам, и к женщинам было сложным. Казалось, она предпочитала мужскую компанию и недолюбливала представительниц своего пола. Однако критические суждения Черного Джека и примеры того, как отец вел себя с женщинами, дали свои плоды: мужчин необходимо брать в плен, они – дичь, на которую идет охота, а вдобавок и враги. Они являли собой цель, которой нужно достичь, но в тогдашних обстоятельствах ограничивали потенциал женщины. Джеки нуждалась в мужском восхищении и деньгах, но подсознательно сожалела, что главную роль играла ее красота, а не ум. Кто-то из ее бывших поклонников сказал: «Думаю, Джеки ценила мужчин, но одно дело ценить и совсем другое – по-настоящему понимать их и любить».

Одна из родственниц Окинклосса вспоминала: «В отличие от Ли Джеки действительно нравились некоторые женщины. Неприязнь она вымещала на мужчинах, любила их подразнить. Когда мы познакомились, мне было лет восемнадцать. Помню ее эффектное появление. Множество мужчин устремилось к ней, каждый хотел завести разговор, но Джеки подошла прямо ко мне и сказала: “Вы такая-то, у вас прекрасное перо”, – а затем продолжила разговор со мной, игнорируя мужчин. Она часто так делала, чтобы их подразнить. Вообще Джеки была разноплановой. Часто вела себя своенравно. Могла, к примеру, очаровать сидящего рядом парня, а потом взять и потушить о его ладонь сигарету». Клод дю Гранрю (урожд. де Ранти), в семье которой Джеки прожила год в Париже, отмечала: «Жаклин отличалась очень сильным характером, но и у нее были свои слабости. Порой ей приходилось нелегко. Она принадлежала к числу людей, которые никогда не показывают слабину, и страдала из-за этого. Не могла примириться с собственными слабостями и не терпела слабостей окружающих. На дух не принимала слабых мужчин… Если она не ценила мужчину и не восхищалась им, то немедля его бросала».

7 января 1948 года Джеки проснулась знаменитой. Известный светский колумнист Игорь Кассини, писавший в херстовских газетах под псевдонимом Чолли Никербокер, назвал ее «королевой дебютанток 1947 года». В эпоху, когда «свет» еще имел значение, этот отзыв возвысил ее почти до уровня голливудской звезды. В своей статье, которая вышла в New York Journal American и которую позднее перепечатали другие херстовские издания по всей стране, Кассини описывал Джеки как «царственную брюнетку с классическими чертами лица и хрупкой, словно дрезденский фарфор, фигуркой. В ней есть достоинство, мягкость голоса и ум – всё, как и положено лидирующей дебютантке». Даже Кассини ввела в заблуждение эманация Окинклосса и Вассара, и он писал, что в Джеки безусловно чувствуется влияние «старой гвардии». В приватных беседах он подчеркивал, что обычно выбирал королевой одну из самых ярких и красивых дебютанток, но «в Джеки чувствовалось что-то особенное, какое-то скрытое изящество. Она казалась застенчивой и очень замкнутой и тем не менее сразу выделялась из толпы. Не могу подобрать точного слова для описания этой ее особенности: красота, шарм, харизма, стильность или все вместе. Как ни назови, это что-то в ней было».

Получив титул дебютантки года, Жаклин Бувье поднялась на совершенно новую высоту. После пьянящей атмосферы нью-йоркского сезона чисто женский Вассар казался душным и пуританским. Джеки все больше раздражало, что в колледже она лишь одна из многих. Она редко оставалась в Вассаре на выходные и вообще не ощущала себя частью его мира. После смерти Джеки, когда однокурсницы попытались собрать и записать воспоминания о студенческих годах, многие отмечали, что Джеки училась вместе с ними, но держала дистанцию. (Впрочем, одна женщина, едва знакомая с Джеки, с благодарностью вспомнила, как та одолжила ей конспекты по истории, чтобы она могла наверстать пропущенное по болезни.) Сверстники отмечали, что застенчивость и сдержанность Джеки не позволяли им сблизиться с нею. Рядом с кроватью у нее стояла фотография отца, но она никогда не рассказывала ни о нем, ни о своей семье и не принимала участия в обычных девчачьих разговорах про мальчиков, которые с удовольствием вели однокурсницы.

Но из любого правила есть исключения, и Джеки сделала исключение для Эдны Харрисон, Эллен Гейтс и Шерли Оукс, а остальным дала понять, что учиться на одном курсе не значит иметь общую жизнь. Юджиния Эйгьер, знакомая с Джеки через их общую подругу Шерли Оукс, писала: «Меня поразила придирчивость Джеки в выборе друзей. (Летом 1951 года Шерли и Юджиния вместе отправились в Европу и в Памплоне встретили на корриде Джеки и Ли.) Мне было предельно ясно, что Джеки хочет проводить время с Шерли, а не со мной». Шестью годами позже Джеки по невыясненным причинам вычеркнула Шерли из списка друзей. Попасть в ближний круг Джеки было нелегко: оказавшись там, ты мог претендовать на пожизненное членство, но, увы, тебя могли и исключить за какую-нибудь провинность, причем без обжалования.